способный пробудить дикие инстинкты? И даже, если богам будет угодно заставить меня свершить неслыханное преступление, ослепив мой разум — придя в себя, смогу ли я простить себе злодеяние? А мои друзья, мои сограждане! Кем я стану в их глазах!? О, это невыносимо.»
Спустя двадцать четыре дня, после полудня, одинокий скиталец с посохом в руке, остановился в тесном ущелье у подножия Парнаса, на пересечении трёх дорог. Одежда его пообтрепалась и была грязной, кое-где виднелись дыры. ремни сандалий оборвались и вместо них верёвки держали подошву на ступнях. Лицо, обветренное на солнце и холодном ветру, обросло тёмной щетиной и трудно было бы определить возраст этого путника. Он стоял на узкой развилке. Слева и справа громоздились скалы, в проёме — пронзительно-синее небо притягивало взгляд. Скиталец огляделся, подыскивая камень, на котором можно было бы отдохнуть, как вдруг, сзади послышался топот коней и грохот мчащейся колесницы. Едва путник успел обернуться, высокий голос глашатая заорал:
— Эй, оборванец, посторонись с пути, не то…
И тут колесница остановилась, зацепившись колесом за камень, облюбованный путником для отдыха. Возница взмахнул бичом и тот, просвистев в воздухе, больно обжёг ухо странника. Залившись краской, путник ударил возницу, выхватил у него поводья и дёрнул их с силой. Сидевший в колеснице стройный, с густой проседью в волосах человек, взмахнул посохом, и удар пришёлся Эдипу чуть выше виска. Едва сопровождавшие успели что-либо сообразить, как Эдип оказался в колеснице. Посохом он с такой силой ударил по темени обидчика, что тот мешком, замертво свалился на дорогу. Всадник, попытавшийся вмешаться, чуть удержался в седле, ибо конь, испуганно взвился на дыбы и шарахнулся в сторону, когда человеческое тело упало ему прямо под ноги. Воспользовавшись замешательством, Эдип вскочил на коня, запряжённого в колесницу, а оттуда — перескочил на другую сторону. Двое всадников ринулись за ним. Одного из них сильным ударом юноша сбил с коня, второго ударил посохом по лицу. Им на помощь поспешил ещё один всадник, но место было узкое, кони столкнулись и, тот не удержался, слетел на землю у самого колеса, схватился за ногу путника, желая его уронить с собой и, в этот момент Эдип нанёс ему сокрушительный удар кулаком по голове. Эдип вскочил на колесницу. Внезапно последний, оставшийся на коне всадник, занес дротик, чтобы сразить Эдипа, но конь оступился, дротик, царапнув ногу юноши, зацепился за верёвки сандалии и вместе с ней оказался на земле. В ярости Эдип ударил в грудь незадачливого воина. Его лицо пылало гневом. Разгорячённый дракой, он хотел было ударить лежавшего возле колесницы, сбитого им возницу— человек, лишь молча выставил для защиты согнутую руку. Эдип отвернулся. Мгновенье постоял и, обернувшись, изо всех сил дёрнул поводья…Конь взоржал и бешено помчал пустую колесницу прочь.
Возница так и остался лежать на земле. Он успел заметить розовый шрам на ступне разутой ноги юноши. С ужасом смотрел он во след Эдипу. Глаза его настолько округлились, что казалось, выкатятся из орбит. Этот старый слуга Лая, который когда-то был рабом своего господина, никогда бы не узнал, что за человек встретился им на пути. Но он видел шрам. Его ужаснуло случившееся, ибо по воле судьбы произошло непоправимое, сулящее беды в грядущем. И нельзя было обвинить чужестранца в убийстве, гнев его распалили грубость и необузданность самих фиванцев.
Этот единственный уцелевший свидетель, впоследствии рассказывал фиванцам, как шайка разбойников напала на его господина, о том, как храбро он защищался и погиб вместе со своими согражданами. Он скрыл от фиванцев истину по двум причинам, одна из которых — невежество и позор, побеждённых одним человеком.
После короткой и победоносной схватки с именитым и дерзким фиванцем, Эдип переночевал в горах у пастухов, а утром направился в сторону видневшегося селения. Тяжёлые и мрачные мысли роились в его мозгу, подобно клубку змей, болью и досадой наполняя сердце. Зачем этому богачу взбрело в голову обидеть путника? Ужели все жители, некогда благословенных Фив, таковы же? Горды и высокомерны, как тот, что встретился на пути?
Эдип брёл по дороге, размышляя, и чем дальше он шёл, тем выше поднималось солнце и гнетущие мысли постепенно отступали. Дорога спустилась в ложбину и привела Эдипа к небольшому селению в окрестностях Фив. Здесь он и решил остановиться на несколько дней, чтобы починить свою одежду и немного отдохнуть.
Его приютил Амфилох, живший на самой окраине, чуть в стороне от селения. Как раз в ночь перед приходом юноши, овчарню хозяина посетил волк и задрал двух баранов. Поведал горемыка Эдипу о постоянных набегах волка, которого он никак не мог одолеть и, даже собаки не могли справиться с хищником. Тогда решил Эдип помочь гостеприимному хозяину. Караулили они овчарню несколько ночей. Наконец волк вновь заявился в гости. На этот раз не успел он полакомиться и не сумел уйти. Юноша спрятался за стогом сена, а когда Амфилох пугнул незваного гостя, тот бросился в сторону стога. Тем временем, Эдип выскочил навстречу и метнул острый дротик, поразив им волка прямо в голову.
В благодарность, когда Эдип собрался дальше в путь, Амфилох подарил ему новые одежды и крепкого молодого коня, а также предупредил о сфинксе.
Ранним холодным утром Эдип выехал верхом в сторону Фив. Его конь мерно семенил по дороге, вокруг было тихо и как-то торжественно. На западе курчавились белые облака. Все цвета имели ту отчётливость, какая бывает только в холодное время года. Зелёные луга, бесконечная синева небольших озёр, светлая прозрачность ручьёв и чёткие коричнево-зелёные контуры гор на юго-западе.
Вдруг конь насторожился, начал стричь ушами и затем встал, как вкопанный. Эдип почувствовал, словно на него кто-то упорно смотрит. Его ослепила догадка — спасшийся раб мог привести фиванцев для расправы с убийцей одного из граждан. Эдип хотел вынуть нож, однако будто неведомая сила сковала его руку. Пламя бессильного гнева разлилось по его телу. Он решил осмотреться и, только поднял взгляд на склон — увидел нечто прекрасное и грациозное, устрашающее в своей неподвижности и беспощадное в недвижимой жестокости и коварстве. Сфинкс. Только теперь Эдип вспомнил многочисленные, слышанные им истории. Последнюю ему рассказывал Алкимах.
Он с Фокионом держал путь через Беотию. Они знали о существовании сфинкса, и Фокион уговорил Алкимаха и небольшой отряд, сопровождавший их, свернуть в Фивы.
— Я не верю, что сфинкс способен загадать загадку, которую бы не мог отгадать человек. Да, ещё за это губить людей! Это трусы наплели и насочиняли небылиц, — харахорился он.
Один из старых слуг позволил себе заметить,
