Книга Испытание - Макс Баженов

Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 17

Все пассажиры проснулись одновременно. Крышки ячеек открылись, но вставать я не торопился. После разрыва ощущения были такие, словно я умер и воскрес, понеся при этом значительные духовные и телесные потери. Я подумал, каково было старикам, и почему они вообще соглашаются на эти рейды в своëм возрасте, но в этот момент, вопреки всему, передо мной возник Макергурей.

— Вставайте, юные париксейцы. Всем нам нужно пить много воды. А после трапезы совсем полегчает.

— Я знаю, — сказал Стригон блеклыми голосом.

— Чего же ты, мудрейший из молодых, в таком случае терпишь мучения, если тотчас можешь от них избавиться? — спросил Макергурей.

— Телесная боль заставляет меня забыть о ранах душевных, — ответствовал Стригон.

Старик пожал плечами и оставил его в покое, переключившись на меня. Он помог мне подняться и проводил в столовую.

Бериатрикс, Фарициан и Парисицид подошли следом. Стригон явился последним. Выглядел он плохо. Старики, напротив, держались бодро. Я решил не подходить к зеркалу, пока не приду в норму.

Поначалу мы молча поглощали пищу, но с каждым мгновением силы возвращались, и когда с первой порцией было покончено, Стригон объявил:

— Клянусь Шакаратой, эти ячейки сделаны, чтобы нас убить!

Занятно, что он это сказал. Ведь спальные ячейки спасали нас от безумия потенциального космоса. Париксейцы, прошедшие разрыв, будучи в сознании, попросту сходили с ума. Они теряли дар речи и способность управлять собственным телом, деградируя до младенческой кондиции. Мы потеряли несколько кораблей, пока это стало ясно, поскольку назначение ячеек долгое время оставалось тайной и выяснилось случайно. Подобная забота о наших бренных телах со стороны инженеров кораблей вселяла в меня уверенность, что эти механизмы были изготовлены специально под нас.

Что я и озвучил.

— Ясно. Философия и юмор несовместимы, — заявил Стригон. — Я понимаю, что ячейки не убивают нас, ибо в таком случае не лëг бы в одну из них. Но не слишком ли много ты на себя берёшь, глубокомысленный Арихигон? Какой смысл рассыпаться банальностями, когда вопрос о происхождении кораблей давно решëн?

Официальная власть ненавидела спекуляции на тему инженеров, и всячески избегала даже упоминания о них. В случае необходимости дать какой-нибудь комментарий, королевская канцелярия повторяла старую байку о том, что создатели кораблей выбрали нас своими преемниками перед тем, как покинуть обитаемый космос. Я-то знаю, что эту версию выдумал в начале своей политической карьеры никто иной, как Наприкигор, ставший впоследствии одним из столпов законотворчества в объединëнной Париксее. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что на окончательную истину это претендовать не может, и этому есть многочисленные свидетельства; однако Наприкигор считал, что подобный миф положительно скажется на коллективном духе и заодно поднимет его репутацию. Что, в принципе, и произошло.

— Я не могу винить Наприкигора, как политика, — сказал я. — Но следует признать, что загадку происхождения флота он решил средствами воображения, а не подлинной философии. По сути, мы до сих пор не ведаем, что творим, хотя и притворяемся, что являемся хозяевами положения.

— Ты говоришь опасные вещи, словолюбивый Арихигон, — заметил Фарициан.

— Отрицание своего незнания ещё никому не помогало, многоуважаемый наблюдатель, — ответил я. — Ведь не прыгаем мы в воду с высоты там, где не знаем хотя бы примерной глубины.

— Недаром ты состоял в касте философов, — сказал мастер тихих убийств. — Но не забывай, что отныне ты выступаешь в совершенно ином качестве. Сомнение в правоте высшего начальства не является сильной чертой хорошего воина.

Стригон довольно ухмылялся. Наверное, ему казалось, что он выводит меня на чистую воду. Жалкий дурак, разве он не понимает, что не бывает никакой "чистой воды"?

— Я верен династии, которую зародил Наприкигор, и готов отдать жизнь за защиту её идеала, — соврал я. — Тем не менее, не зря существует каста философов, которую, между прочим, учредила королевская династия. Философы дают клятву, подобную той, что произносят воины, вступая в свою касту. Формально, до тех пор, пока я не выполню испытание, я остаюсь верен также и ей.

— И как же она звучит? — ядовито поинтересовался Стригон.

Я ответил, глядя ему в глаза:

— Боюсь, любопытный воин, тебе будет мало понятен еë звук, поскольку произносится она на языке чужих. Но если в нескольких словах изложить суть — мы клянëмся добывать истину, а не изобретать её.

Стригон отвёл взгляд в поисках поддержки, но остальные просто ждали, что он ответит. От очередного логического фиаско его спасла система оповещения корабля.

Парисицид ринулся в контрольную. Остальные удивлённо хлопали глазами.

— Что такое? — спросил я.

— Нетипичный сигнал, — сказал Бериатрикс. — Пойдёмте посмотрим, что он означает.

Проектор выдал сообщение на языке чужих.

— Что тут написано? — спросил Стригон.

— Технологическое присутствие, — прочитал я.

— Корабль засëк кого-то и перешёл в камуфляжный режим, — доложил Парисицид. — Предлагаю посмотреть глазами. Корабль! Лобовой обзор.

Иллюминатор стал прозрачным, и перед нами возникло неожиданное зрелище. Планета с ночной стороны сияла жëлтыми огнями, покрывающими её поверхность словно паутина светоносных рек. Тут и там было заметно слаженное движение.

Мы стояли, затаив дыхание, как вдруг челнок резко изменил курс. Только Стригон устоял на ногах; остальные, и я был в их числе, бранясь, повалились на пол.

Я сразу же вскочил на ноги и увидел, что от нас удаляется какой-то предмет — угловатый, похожий на насекомое из-за торчащих по бокам неподвижных синих крыльев.

— Храбрейший Парисицид, — сказал старший наблюдатель. — Будь любезен, проясни наше положение.

— Думаю, ты и сам всë понял, великоумный Бериатрикс, — ответил пилот, вложив в свои слова щепотку дружеской иронии. — Очевидно, что это был какой-то космический механизм.

— Что мы знаем об этом мире?

Парисицид погрузил руку в голограмму и вызвал нужную справку. Перед нами возникло изображение планеты с большим голубым океаном и крупными зелёными континентами. Описание и дополнительные справки — всё это было на языке чужих. Из всех присутствующих его знали только я и Бериатрикс.

— "Примитивный мир, богатый ископаемым топливом", — прочитал вслух первую строчку старший наблюдатель.

— Интересно, когда сделана запись, — сказал я.

— Какая разница? — спросил Стригон.

Этот его вопрос характеризовал наше общество в целом. Несмотря на то, что мы получили в своë распоряжение космические корабли, наша этика не менялась тысячелетиями. Наши предки были хищниками, и жили мы на планете, которая, по сравнению с той, что сейчас находится у нас под ногами, пожалуй сошла бы за бесплодную пустыню. У народа Париксеи не было веры в постепенные изменения, и внезапное обретение космической гегемонии ничего не изменило. Мы по-прежнему жили так, будто нам угрожает перенаселение и завоёвывали право на размножение в испытаниях.

Мысль о

Ознакомительная версия. Доступно 4 страниц из 17