все джинсы моего времени, сейчас не существовало и в помине.
Благодаря этому решению я смог отказаться от злосчастного и неудобного сюртука в пользу полюбившегося мне за время похода коричневого жилета без рукавов в комплекте белоснежной рубашкой. Получилось что-то экстравагантное, но, определённо, приемлемое и, что главное, удобное.
За то время, пока мы с Генрихом были в походе, его мать, оставшаяся за главную, сильно постаралась, дабы привести почти русский помещичий двор в привычное ей поместье на западный манер. Стены главного, барского дома покрылись тëмным лаком, забор, изрядно изменившийся в сторону резного богатства, вырос раза в полтора. Внутри же вовсе царило непривычное убранство. Никогда бы не подумал, что строгого и беспринципного порядка может быть слишком много. Как оказалось — может. Воплотить всё это в жизнь европейке до мозга костей помогла вдвое увеличенная прислуга. Пожалуй, это единственное, за что Генрих, возможно, не высказал ей своё недовольство.
Стоило мне шагнуть за порог, как из хлева, что стоял слева от входа, раздалось сдвоенное утробное рычаний. Я рефлекторно согнул ноги в коленях, готовясь отпрыгнуть в случае опасности и побить все рекорды по прыжкам с места. Однако, оглядевшись, я понял, что никакой видимой угрозы не наблюдается. Однако очень отчётливо слышится. Действительно, за дощатой стеной кто-то очень недружелюбно рычал. Да при том не в одиночку. Когда же рык сменился лаем, на шум из дома выбежали двое холопов, максимально скромно одетых и, размашисто поклонившись мне, рванули в хлев, успокаивать разбушевавшуюся живность. А ведь когда мы уезжали, собак Генрих не держал. Да и вообще он их, как мне известно, терпеть не может. Вслед за холопами в дверном проёме показалась низенькая фигура элегантно одетого мужчины. Ну, по местным меркам, конечно. Уж не знаю, как правильно назвать то, что он на себя надел, но от многочисленных маленьких пёстрых элементов у меня зарябило в глазах. Сам он явно не молод, однако в глазах читается спокойствие и уверенность опытного дворецкого. Впрочем, ему нужно отдать должное, осанку мужик держит дворянскую, вот только что-то я не помню у Майера в слуг благородных кровей.
Спустившись, или правильно сказать «спорхнув» с порога, он, держа левую руку за спиной, а правую согнутую на уровне живота, он, подойдя ко мне, щëлкнул каблуками чëрных туфель и, склонив голову, заговорил на ужасно ломаном русском.
— Моё почтение, сударь. Ви, должно быть, Александр? — Моё имя он произнёс с непередаваемым облегчением, поскольку лишь оно ему было привычно во всём коротком предложении.
— Точно так, — Кивнул я, едва сдержавшись, чтобы не подать руку для рукопожатия.
— Меня звать Густав, милорд. — Он с любопытством просканировал меня цепким взглядом. — Вам очень идти ваш наряд.
— Данке шон, — С улыбкой кивнул я, чем вызвал хорошо скрываемое удивление у дворецкого.
— Прошу следовать за мной. — Немец лихо развернулся на месте, так, что его непривычно длинная русая шевелюра на мгновение поднялась с плеч и столь же грациозно двинулся обратно в дом.
К гостиной, наверняка преобразившейся так же сильно, как и остальное поместье, мы с Густавом проследовали в гнетущей тишине. Благо дом Генриха пока только лишь размерами не напоминал дворец, а потому шли мы не долго.
Планировку дома я помнил прекрасно. Тем не менее, я, пожалуй, легко пропустил бы сильно изменившийся проход с массивной резной дверью, если бы учтивый дворецкий не открыл её передо мной. Внутри эта комната, как ни странно, изменилась не сильно. Посреди большого помещения стоял длинный прямоугольный стол, заставленный не очень разнообразно, но весьма богато. Хозяева ждали лишь меня. Четыре места — два напротив друг друга с меньших сторон прямоугольника и два других, с большей и, что необычно, находящихся рядом.
Генрих и его властолюбивая матушка сидели напротив друг друга, а Анна занимала одно из двух мест с широкой стороны стола. Однако, стоило мне войти в освещаемую множеством ламп комнату, как последовало три абсолютно непохожих друг на друга реакций. Генрих вскочил с места и поспешил ко мне. Как будто мы давно не виделись. Анна сначала подняла на меня прожигающий взгляд и только когда мы встретились глазами, смущённо отвела его. Экс-хозяйка этого дома же лишь холодно бросила на меня взгляд, но вскоре наигранно улыбнулся и почтенно кивнула.
— Саша, ну наконец-то! — Генрих пожал мне руку и хотел уже было проводить за стол. Но я его остановил.
— Ты забыл? — Абсолютно серьёзно спросил я.
— Ах, ну да, куда же без гигиены! — Без доли сарказма ответил он. Мы удалились в соседнюю комнату с умывальником. Само собой, отошли мы не только для того, чтобы помыть руки.
— А неплохой из твоей матушки управленец. — Хохотнул я, когда Генрих закрыл за собой дверь.
— И не говори! — Раздражённо бросил он. — Не для того я покинул фатерлянд, чтобы вновь увидеть знакомые черты здесь, в России.
— Ты говорил с ней об этом?
— Честно говоря, я рассчитывал на твою поддержку в этом разговоре. — Замялся Майер.
— Серьёзно? Я думал, твоя мать меня в счёт не ставит.
— Вообще вроде бы и так, но… — Он прошёлся из одного конца небольшой комнатки в другой. — Она же приверженка старых традиций. Ей много о тебе донесли, а у в Германских землях очень чтят боевые заслуги.
— Но ведь фактически ты — глава рода Майеров, не так ли? — Задал я резонный вопрос.
— Да, это так. И вообще-то я могу просто приказать ей. Но ты знаешь, Саша… — Он опечаленно опустил взгляд. — Мы не виделись много лет, с тех пор, как я переехал в Новгород. А теперь семья наконец воссоединилась. Я просто не хочу портить с ней отношения.
— Понимаю. — Я положил руку на плечо друга. — Не волнуйся, я тебя поддержу.
Мы с Генрихом вернулись в гостинную как раз вовремя. Трое слуг разносили основные блюда, когда все наконец заняли свои места. Генрих напротив матери, а я — рядом с Анной. Хоть та и не смотрела на меня, я даже через пол метра чувствовал её глубокое прерывистое дыхание.
— Александр, не желаете рассказать побольше о последнем походе? — Прервала тишину мать семейства вопросом на немецком. Я скосился на Генриха. Тот недовольно дëрнул бровью, но всё же кивнул мне.
— Мне самому не терпится поведать вам об этом. — Осторожно начал я, вспоминая подзабытый язык. — Но, боюсь, нам придётся говорить на русском.
— Почему же? — Абсолютно спокойно возразила она. — Насколько мне известно, за этим столом все прекрасно владеют германским наречием.
— Позвольте поинтересоваться, госпожа Майер. Как ваши успехи в изучении русского языка? — Вопрос поставил женщину в ступор.
