место, где я когда-либо был. Меня тут не ждали, просто затащили.
За окном все те же высокие несуразные деревья. О, елки, ля-ля – тополя.
Почему никто не знал об этом месте, не говорил о нем как рае или аде? Странные, придумали говорить о пастафорианстве, а об этом нет. Но, если б я ехал тут один, я бы умер от тоски или же Инфините меня развлекало бы по радио, как только что.
До этой песни, кстати, я скучал по дому. И даже не думал позвонить ро…
ПОЗВОНИТЬ!
Мы все даже не пробовали, по крайней мере я даже не видел ни у кого в руках блеск телефонного дисплея.
Так, надо действовать без паники. Может Инфинити не умеет читать мысли.
Я пустил руку в левый карман джинсов. Клал я его туда по привычке. В детстве, когда стоял на воротах, отбивая мяч, сломал правую руку. С тех пор моя левая рука стала мне как правая. Не в плане девушки, конечно. Я умею писать обоими руками, только с разными наклонами. С того момента я носил телефон, сигареты в левом кармане. А когда понял, что это неудобно носить все в одном занялся распределением обязанностей карманов. Правый – потихоньку убивает, а левый – убивает во мне человека и все больше превращает в социально-зависимого робота. Телефон как всегда был в левом кармане. С медленно стал доставать его.
Я думал, что связи не будет, как в американских слэшерах.
Телефон есть, связь есть, а звонить некуда. Милиции не позвонишь, в больницу тоже – даже если ответят, что им сказать? Что мы застряли в бесконечности? Только зря дернем наркодиспансер. Ладно, пусть и дальше лежит в кармане, пока Тим не заметил, а то он сразу начнет или фоткаться, или пытаться звонить своей девушке, или зайти в «Вконтакте». У меня итак денег мало, так тут, может, тоже существует роуминг.
Я не понимаю одного. Как все мои друзья, социально зависимые, не подумали о том, о чем подумал я? У Тима телефон есть же, однако он говорил, утром или как это еще сказать… вообщем не в Инфинити, что денег у него на симке нет. Митя с Лехой… тоже не пойму. С ними-то что? Забыли про айфоны. Опять же бред. Их руки «там» служили айфонам, как кожаные чехлы. А сейчас что? Но не буду нарушать эту идиллию. Так даже лучше.
– Эй, – крикнул Тим, – ты телефон сейчас доставал?
Митя с Лехой повернулись посмотреть на меня и на ту глупое лицо с которым я сейчас сидел, вжавшись поближе к окну. Я чувствовал себя, как тот парень из «Криминального чтива», которого вот-вот убьет Траволта.
– Давай в «вк» зайти и Даше позвонить, – сказал Тим.
– Тим, связи нет.
– Блин.
Тим поник, пацаны отвернулась. С души упал камень величиной с двухэтажный дом.
– Можешь показать, вдруг что-то есть, а ты не заметил.
Ага, не мог я заметить эти все, горящие ярко белым цветом, палки. Пацаны снова повернулись. – Ну на, – сказал я и отдал свой телефон.
– Ты прав нет.
Как нет? Я же видел. Мы стоим на месте. Связь не могла пропасть.
– На, – отдал мне телефон обратно.
Я снова взглянул. Все палки.
Может только для меня связь есть. Ладно, пока ничего не буду говорить.
VII
-Эй, Лех, а что снилось тебе?
Я стоял в очереди за билетом на фильм. О таком фильме я вообще никогда не слышал, обычно же я слежу за новинками. Очередь совсем небольшая, человек десять, все разные люди, даже пожилые были и маленькие дети, которым лет от силы десять. И очередь шла быстро.
Фильм назывался в оригинале «The man in black glasses», а через slash русский перевод – «Темное око». Как всегда расхождение, как, помните, Бешеные псы – Reservoir Dogs (Резервуарные псы) или Джони Д. – Public enemies (Враги народа). Много всякого, не перечесть. Хотя в данной ситуации от оригинала далеко не ушли.
Подошла моя очередь брать билет на этот фильм.
Продавщица мило улыбнулась мне и попросила паспорт, хоть и были возрастные ограничения 100– (да-да, именно так написано было). Я протянул ей его, она списала данные и выдала билет, не просив денег.
Я прошел в зал, привычных и старых контролеров не было. Посмотрев на билет, я обратил внимание на свою ладонь, на ней были складки, раньше я такого во сне не замечал, мне даже кто-то давно говорил, что складок всех этих и линии жизни ее во сне не видно.
Я прошел на то место, которое у меня было написано на билете, восьмой ряд, пятое место. В голове у себя я сложил цифры и получилось – тринадцать.
Кресла были удобные, хочу подчеркнуть, что кресла, а не стулья, как в школьных актовых залах.
Вокруг меня море людей, но все они молчат, как ягнята перед смертью, но мне показалось, что все они как будто набираются сил перед криком. Хорошо, что я оказался не прав.
Началась рябь, на большом белом выгнутом экране. Я думал, что сейчас начнутся трейлеры новых еще не вышедших фильмов. Но нет.
Фильм начался, я ожидал отсчет, как в старых фильмах, типа 3…2…1, а все обошлось и без этого.
Крупным планом снято лицо мужчины в темных очках, который просто дышит. Текст с актерами не появлялся тоже, может быть, в конце скажут, кто играет.
Лицо было лет тридцати, которая прическа, важный анфас. Рот не открывался, даже не дрожал, словно он был богомолом, они же умеют не двигаться много времени. И даже этот человек был немного похож на Охлобыстина
Прошло пять минут. Я стал оглядываться на зрителей. Все смотрели на лицо в темных очках, как у шерифа американского городка. Я подумал, что это массовый гипноз и крикнул:
– Эй, люди! Это же гипноз!
– Тише! – сказало изображение на экране, – ты можешь их разбудить.
– В смысле? Они не спят, вон, у них глаза открытые.
– Шепотом! – голос человека в очках был крутой и мрачный, ему бы озвучивать канал Рен-ТВ.
– Хорошо, – повиновался я.
– Посмотри на билет
