Арсению Калюжному повезло: за месяц до казни Александра Второго Желябов отослал несколько человек в Лондон. Допуская, что очередное покушение на императора вновь закончится неудачей и начнётся охота на революционеров, вождь народовольцев хотел создать резерв партии для грядущей борьбы. Уцелевшие товарищи подхватят упавшее знамя и пойдут дальше.
В число резервистов попал и Арсений. С подложным видом на жительство приехал он в Хельсинки, из Финляндии нелегально перебрался в Швецию, а уже оттуда пароходом поплыл в Англию. Это было его первое в жизни морское путешествие. Часами стоя на палубе и глядя на мутно-серые волны Северного моря, Арсений неторопливо размышлял о жизни прошлой и гадал, как сложится жизнь будущая.
Разночинец, сын пьющего тамбовского плотника и рано состарившейся прачки, в свои двадцать пять лет Арсений понял главное: никому на свете он не нужен. То есть нужен, конечно. Женщинам нравилась его молодая мужская ненасытность. Товарищи по партии ценили ум, силу и ловкость, умение безжалостно драться и спокойно убивать. Но и тем и другим человек по имени Арсений, в сущности, был безразличен. Так, ходячий набор полезных качеств и навыков. Уйдёт этот, — придёт другой. И только.
Единственной на свете, кто его любил и жалел, была мать. Но матери не стало уже давно, очень давно. В одну ночь двенадцатилетний Арсений стал круглым сиротой.
Однажды отец пришёл домой, как чаще всего, поздно и пьяный. Обычно мать безропотно помогала ему раздеться и укладывала на кровать за занавеской, — отсыпаться. Но в тот день с ней не рассчитались за выстиранное бельё, в доме не было ни копейки, да и нездоровилось. Вот она и не сдержалась, — вместо того, чтобы, по обыкновению, промолчать, накинулась на мужа со слезами и упрёками. Слово за слово, отец ударил её по лицу и ударил сильно. Мать упала навзничь, а падая, зацепилась головой об угол стола… Лежала на спине, — безмолвная, неподвижная, и только возле виска расплывалось тёмное пятно, окрашивая пол и волосы в тускло-багряный цвет. Отец растерянно оглянулся на остолбеневшего от ужаса Арсения.
— Что это ты, Прасковья… — неуверенно пробормотал он, становясь на колени возле жены. Потряс за плечи, заглянул в широко раскрытые безучастные глаза. Отпрянул. Хмель с него мигом слетел.
— Убилась! — взвизгнул он не своим голосом, лихорадочно крестясь.
Не соображая, что делает, Арсений схватил кухонный нож и со всего размаха всадил его в отцовскую спину по самую рукоятку. Потом ещё и ещё. Бил в шею, в затылок, в плечи, — куда придётся… Дикие крики отца становились всё тише. Потом и вовсе смолкли. Оскальзываясь в натёкшей крови, мальчонка вернулся к матери. Черты мёртвого лица разгладились и стали спокойны. Арсений закрыл покойнице глаза, оправил на коленях застиранную ситцевую юбку и вдруг понял, что её больше нет. И никогда не будет. Закричал страшно, завыл, захлебываясь слезами…
Соседи, прибежавшие на шум, с трудом оторвали парнишку от остывающего тела. Позвали полицию. Арсений цеплялся за холодную материнскую руку, вопил что-то несвязное, до крови укусил городового…
Следствие было недолгим, да и что расследовать очевидное? Учитывая ситуацию и невменяемое состояние маленького убийцы, суд приговорил его к принудительному лечению с последующим содержанием в исправительном заведении для несовершеннолетних. Единственная на весь Тамбов психиатрическая больница приняла двенадцатилетнего пациента.
Для Арсения началась новая жизнь, — во стократ горше прежней, хотя и прежняя-то не баловала. Нет, он не сошёл с ума. Просто в ту ночь сгорела душа, — безвозвратно. Сгорела дотла. В груди остался ледяной чёрный пепел.
В больнице Арсений задержался ненадолго. Через два месяца врачи сочли, что подросток вполне здоров, и его перевели в колонию. Там он и отбыл срок до совершеннолетия. Раньше Арсений ходил в церковно-приходскую школу, где худо-бедно научился читать и писать, однако настоящая школа — самая нужная — оказалась в колонии. Здесь он научился выживать.
Друзей не было, врагов — с избытком. Заключённые, такие же подростки, своей юной бездумной жестокостью могли дать фору и взрослым уголовникам. Драки до крови, до увечий были обычным делом. От природы сильный и выносливый Арсений быстро доказал остальным, что с ним лучше не связываться. Он ничего не боялся и никого не щадил. Страх и жалость он потерял в одну ночь вместе с душой. В драке мог сломать палец, мог пнуть ниже пояса, мог выбить зубы. Цеплять его закаялись.
В шестнадцать лет, выйдя из колонии, Арсений устроился работать на небольшой завод. Брать не хотели, судимый же, но парень показал себя хорошим слесарем. В колонии подростков учили полезному ремеслу, и Арсению неожиданно понравилось возиться с металлом, — делать замки, ключи, всевозможные мелочи. Вот и пригодилось.
— Пьёшь? — подозрительно спросили в конторе, прежде чем принять на работу.
Арсений отрицательно покачал головой. Перед глазами стоял жуткий пример отца.
Работал он добросовестно, и Михеич, мастер, был доволен немногословным, всегда угрюмым юнцом.
Людей Арсений сторонился. На работе кое-какие отношения поддерживал разве что с парнем, работавшим рядом, — по необходимости. Звали того Прохором, возрастом был тремя годами старше. Как и Арсений, спиртным не баловался, но однажды зазвал напарника в трактир выпить пива. Показалось Арсению, что неслучайно. Сдувая с кружки пену и заедая пиво мочёным горохом, Прохор пытался завести разговор. Расспрашивал напарника, кто да что, чем интересуется, почему ходит вечно хмурый, есть ли девка на примете. Арсений отвечал немногословно и обиняками. Желания откровенничать с Прохором не было, — с какой радости?
Скоротав в трактире пару часов, собрались по домам. Слегка хмельной Прохор выглядел раздосадованным: ничего он у Арсения толком не вызнал, но это его дело. Любопытному нос прищемили. Арсений даже ощутил лёгкое злорадство. Усталость после долгого дня он тоже ощущал. Уже представилось, как вернётся в свою каморку — снимал не за дорого, три целковых в месяц, — растянется на кровати и заснёт мёртвым сном… Кто ж знал, что их ждёт-поджидает на обратном пути?
Не успели отойти от трактира и ста шагов, как из темноты вышли и преградили им путь трое, — нестарые крепкие люди в штатской одежде, в шляпах-котелках.
— Прохор Федотов? — спросил тот, что повыше.
— Ну, допустим, — хмуро ответил тот. — Чего надо?
— Пойдёшь с нами, — буднично сообщил второй, крепко беря парня за руку. — Да не балуй, хуже будет. Стой спокойно, я сказал!..
— А ты кто таков будешь? — спросил третий Арсения, подходя ближе.
Тот пожал плечами.
— Да так, вместе работаем. В пивной посидели, идём по домам, а тут вы… А вы вообще кто?
— Полиция, коли не догадался ещё, — сказал высокий, усмехнувшись. И решил: — Тоже с нами пойдёшь. Там разберёмся, что ты
