веселится он.
— Вдруг они расшифруют?
Пилот переплетает щупальца в тугие узлы и явно колеблется.
— Картинки пошлём, — не желаю я сдаваться, — фотографии. Так понятнее.
Он отвечает какой-то невнятной вспышкой:
— И что дальше?
Я вот тоже об этом думаю. Допустим, всё сложится сказочно. Мы найдём обитаемую планету и доберёмся туда за последний бросок. Как тогда быть с Пилотом? Ведь неизвестно, что придёт в его хм… Голову. Очень вероятно, что он изобразит дружелюбие, научит аборигенов строить космические корабли, распишет загадочную красоту Сферы и уговорит их снарядить экспедицию по поиску остальных «жуков»… Венерианцы живут долго, времени хватит на всё.
— Других жуков не осталось, — бросает мой спутник.
Я слыхал, что в пределах комнаты венерианцы общаются телепатией. Только для этого нужен специальный орган, а у меня его нет. Видимо, Пилот научился читать по моей физиономии. В данный момент я просто не в состоянии удержать лицо.
— С чего ты взял? Ведь по Сфере связь не передаётся!
— С чего ты взял? — передразнивает он. — Это у вас не передаётся. У меня всё отлично передавалось. Но расстояния слишком большие, а корабли слишком медленные.
До меня начинает что-то доходить, в том числе про отчаянный «прыжок на месте». Но от такого озарения не легчает.
— Если перемещаться на слишком близкое расстояние, корпус корабля может не выдержать, — подтверждает Пилот.
— Ты его знал? — я указываю взглядом на запечатанный аквариум, в котором почти уже растворилось чёрное студенистое облачко.
— Её, — поправляет он, — узнал, когда увидел. Но это не значит, что я морально готов к пыткам и смерти.
Зачем так сразу-то?
— Между прочим, я тоже могу погибнуть, — замечаю я ради справедливости.
— Ты и так не живёшь, — напоминает он устало. — Ты лишь память, которая пытается себя не забыть. Часть корабельного компьютера, причём дурная.
— Это хамство, — предупреждаю я, — у меня человеческое сознание!
Пусть и оторванное от тела. Дышать венерианским воздухом и выдерживать бури здешней радиации земному существу не по силам. Но это не значит, что я не могу заниматься делом. Тут мне даже не нужно зримое воплощение. Но как справедливо рассудили на покойной Земле, в дальнем полёте комфортнее ощущать себя голограммой, чем невидимым потоком импульсов. Разуму нравится считать, что у него есть тело. Фотокамера тоже невещественная, это просто способ управления объективами. Элемент наглядности в моём иллюзорном существовании. И незачем сюда лезть своими щупальцами!
— Это многое проясняет в отношении человеческого разума, но мне-то какая разница? — немедленно угадывает Пилот.
У него точно нет ключа к моей личности? Я ему никаких доступов не давал, но беседа настораживает. Особенно, недосказанность в виде длинного ряда крестиков. Мой спутник раздражённо выбрасывает длинный щуп и отключает переводчику фильтр. Да, так гораздо лучше. Весьма понятно и образно.
На его беду Жук запрограммирован так, что убрать меня не получится. Если Пилот рискнёт провернуть такой фокус, у него погаснет управляющая панель. В прежние времена ни то, ни другое не могло убить. Меня вернули бы в тело, а корабль — на Землю. Венерианец нажил бы серьёзные неприятности, но с нынешними не сравнить. Теперь ему придётся скучать в обесточенной машине, выбирая между голодом и удушьем. Сигналы сквозь Сферу не проходят, и если бы Пилот мог найти другие корабли, то сделал бы это раньше. Беда в том, что, достигнув подходящей планеты, мой скользкий товарищ уже не будет привязан к домику на ножках. Тогда баланс изменится не в мою пользу. Но я слишком устал про это думать. Так и так всё бессмысленно, надо лишь подобрать самый бессмысленный вариант, чтобы было весело.
— Я могу тебя вырубить, только скажи, — любезно предлагает Пилот.
Я уже ничему не удивляюсь.
— Разве от этого не отключатся все системы?
— Отключатся, — не отрицает он. — По сигналу с Земли. Так задумано, чтобы я не смог вмешаться в процесс тут на месте. Тебе не кажется это забавным, Фотограф?
— Вообще-то, у меня есть имя, — замечаю я машинально.
— Вообще-то, и у меня оно есть, — усмехается Пилот. — Но на этом исчерпываются все средства уравнять наши шансы.
Во мне пробуждается слабый интерес к недоступной логике.
— А для чего их уравнивать?
— Страховочный трос, — растолковывает он. — Чтобы не помешаться в капсуле с мертвецами.
Теперь доступно. Моя страховка кроется в необычном существовании. Но я старался не задумываться, сходят ли с ума венерианцы? Не исключено, что это уже происходит. Покончив с лирикой, Пилот открывает канал связи. А что ещё остаётся? Собравшись с мыслями, мы набрасываем ёмкое сообщение на двух языках. Ну, как это обычно пишется? Дружеский привет…
Меня охватывает сомнение:
— Дружеский — это не перебор?
— Хочешь, чтобы корабль уничтожили на подлёте к системе?
— Кажется, не хочу, — соглашаюсь я, поколебавшись. — Ладно, давай дальше… Мы — ваши братья по разуму с э-э-э… Далёких звёзд. Терпим бедствие.
— Разве мы терпим бедствие? — удивляется он.
Нет, всё шикарно!
— У нас одной ноги не хватает. И щит барахлит, — привожу я веские доводы. — Жалость иногда срабатывает.
— Тебе виднее, — соглашается он, — это же вы нанесли первый удар!
А я сейчас нанесу последний.
Под конец мы делаем единственную совместную фотографию. Я даже предлагаю Пилоту обняться. И понимаю, что зря он отключил крестики в своих репликах — я не готов так углубиться в биологию внеземной расы. Дружеский привет мы заверяем названиями уже не существующих планет и ещё существующими именами. Отправляем письмо в обратный путь по лучу, повторяющему монотонный сигнал, и замираем перед экраном.
— Ушло, — равнодушно подтверждает Пилот.
Тогда мы высылаем следом фотоархив, сумбурные хроники Земли и неполные карты Сферы. Чем богаты. Даже если нас уничтожат, информация не сгинет. После этого эфир опять заполняет монотонное повторение белиберды, и Пилот выключает звук. Если изменится сигнал, замигает лампочка. Или расколется звёздный купол. Хочется верить в лучшее. В худшем случае я и испугаться не успею! В прошлый раз не успел. Спал себе — никого не трогал…
Так, надо срочно подыскать себе занятие. Например, отснять нору с этой стороны. Неизвестно, сколько братья по разуму будут ломать головы над нашим приветом. Их привета мы ждали двести лет, пока блуждали по заколдованной Сфере. Целый год ушёл только на то, чтобы пробраться через дырочку в небе. Мы можем ждать и дольше, но выдержит ли корабль?
— О чём думаешь? — спрашиваю я, щурясь в видоискатель фотоаппарата.
Мой напарник так пристально разглядывает звёздную бездну, что я вспоминаю ощущение мурашек на коже. Но это снова мои выдумки. Абсолютно непонятно, на что смотрит Пилот. Может, он медитирует или спит. Или надумал покончить с собой, перестав
