перестала беспокоиться за загадочного, трагического и пьяного в задницу Марика.
Хотя, и ей самой за этого Марика стало очень тревожно…
— Даже не знаю… — сказала она. — А он… Марик, что, любит классическую музыку?
— Зачем он любит эту музыку? — вдруг прорезался голос пророка Цили. — Ему что, больше делать нечего?
Сара вознегодовала.
— Циля, что ты понимаешь за музыку?! Ему, конечно, нравится классическая музыка! — сказала она, указывая на Марика, пытающегося разобраться со стульями на своём пути. — Он же культурный мальчик у нас!
— А, да? — задумчиво сказал Гарик. — А я думал, просто спортсмен… Надо мне уделять старшему брату больше внимания. Я его совершенно не знаю!..
Циля, не намеренная оставлять без внимания брошенный вызов, ввязалась в дискуссию.
— Я за музыку очень даже много понимаю! — обиженно сказала она. — У тебя хоть один раз муж был руководитель хора? А у меня был!
Гарик встал, чтобы помочь Марику войти к себе в комнату.
— Так и что? — иронично отпарировала Сара. — Ты за это была музыкант? Ты не в музыке понимала, а в его зарплате!
— Неправда! — ответила Циля с достоинством. — Я тоже работала в культуре. Я с ним работала! — сказала она, поворачиваясь к Августине. — Я была его бухгалтер, в этом хоре… — А ты никогда не была в хоре бухгалтер! — сказала она, поворачиваясь к Саре. — Она в заводоуправлении работала, а я в культуре работала! — сказала она, поворачиваясь к Августине. — У меня четвёртый муж был руководитель хора! Он везде ездил, а я, как культурная женщина, дома сидела. Мне же не надо было ездить, я же была бухгалтер… Вам интересно?..
— Ой… да, мне, чем дальше, тем интереснее… — ответила Августина с занимающимся восторгом.
— Я скажу, это было тогда золотое время, — сказала Циля мечтательно. — Даже несмотря, что я тогда была Циля Колбаса…
Гарик к этому времени уже вернулся, так что оценить произведённый эффект оказался в состоянии.
— Самое интересное, что это правда! — торжествующе сказал он.
Августина попыталась сохранить самообладание и вежливо осведомилась: — Вы имеете в виду, что…
— Я имею в виду, что он был ЗАСРАКУ!..
Перед глазами Августины, можно сказать, сверкнула молния.
— … заслуженный работник культуры Украины, Григорий Иванович Колбаса! — гордо сказала Циля. — Так я была Циля Колбаса, что я могла сделать?.. За это он был музыкант, руководитель хора. А я была его жена и бухгалтер, и он ездил по районам и давал концерты, а я сидела дома, оно мне надо было!..
Августина почувствовала потребность расхохотаться до истерики. Но, поскольку это было неправильно, она по-светски спросила:
— И как это — быть женой творческого человека?
— Это было хорошо, да… — ответила Циля, по-доброму улыбаясь. — У нас даже была домработница Фрося… Только потом до меня пришла наша соседка, Галечка. Она была очень хорошая. Мы с ней очень дружили. Так она до меня пришла и сказала: «Цилечка, у меня такое несчастье, я даже не знаю, как Вам сказать!». Я говорю: «Ой, Божечки мои, что случилось?! Что я могу Вам помочь?». А она говорит: «Отдайте мне Григория Ивановича. Он меня любит, и я его тоже люблю, так получилось, что я могу сделать!». Мне, конечно, было жалко, но я ей сказала… Я ей сказала: «Галечка! Вы же знаете, как я Вас уважаю. Вы золотая женщина. Конечно, берите! Если он Вас любит, так он же всё равно до Вас пойдёт, что можно сделать… Только имейте в виду, что он музыкант, и он будет ездить по районам, и делать концерты, а Вы будете сидеть дома и будете Колбаса». А она говорит: «Циля, лучше я буду Колбаса, чем уже десять лет не замужем». Так я его отдала…
Августина изумилась.
— Это такая жертва!.. И Вы ради чужого счастья остались одна?! — спросила она.
Сара саркастически хмыкнула.
— Зачем? Я не осталась одна! — Циля пожала плечами. — Пока Галя Григория Ивановича забирала, из тюрьмы второй раз вышел Аврумчик, так я за него снова замуж вышла…
Взглянув на собеседницу, изо всех сил цепляющуюся за остатки реальности, Циля поняла, что необходимы пояснения.
— Это был третий раз, что я за него замуж вышла, — начала объяснять она. — Первый раз был Коля Иванов, матрос… ой, какой был золотой человек… — так я его очень мало видела, он всё время плавал… потом первый раз Аврумчик, до того, как он первый раз сидел, потом снова Аврумчик после того, как он первый раз сидел, потом Григорий Иванович, а потом второй раз Аврумчик, после того, как он второй раз сидел… только это получается уже третий раз Аврумчик…
Положение спасла появившаяся Фаня. Она была в шёлковом халате с розами и немного с перьями. Следы борьбы с полицейскими уступили место новым теням и макияжу. Она была почти, как Версаль.
— Дети, я снова с вами! — возгласила она. Однако, оценив ситуацию, повернулась к Саре: — Мама, я же просила: дайте мне пообщаться с интеллигентной девушкой! И что вы сделали?! Посмотрите, как она сейчас выглядит! Как будто ей дали повестку в военкомат!
— В Израиле тоже есть военкомат? — спросила Циля с неподдельным интересом.
— Я тебе больше скажу, мой цветочек: здесь даже армия есть! — ответил Гарик, как бы и сам удивившись такому открытию.
Фаня раздосадовано сказала:
— Гарик, чем ерунду болтать, ты бы лучше охранял Гусечку от наших динозавров! Вас сильно доставали? Что ей рассказывали?.. Что Вам рассказывали, дорогая?
— Мама, пора уже привыкнуть, что в этом доме для знакомства рассказывают за половину гаража, — лениво ответил Гарик. — Ты что, не в этом доме живёшь?
— А не надо смеяться, мой хороший! — обиделась Фаня. — Мама переживает! И вообще, это столкновение с Системой! С идиотской системой идиотского государства! У мамы драма, чтобы ты знал!..
— Вы считаете, оно идиотское? — неуверенно осведомилась Августина.
— А какое? А какое оно, дорогая моя?! — воскликнула Фаня, обнаружив поразительную неосведомлённость девушки. — Давайте закусим слегка, я Вам всё объясню!..
В сердце Августины шевельнулась тревога.
— Фаня, спасибо Вам… — сказала она. — Я, правда, только на минутку…
— И что такое? — изумилась Фаня. — Разве я предлагаю до ночи здесь торчать?
— Она даже если не предлагает, всё равно будете до ночи торчать, — флегматично заметила Циля, собираясь. — Так что, ещё увидимся …
После чего степенно и неуклюже вышла.
Августина, глядя ей вслед и переваривая последнюю реплику, почувствовала что-то между большой и очень большой опасностью. В понимании воспитанного человека, конечно.
— Но как-то неловко… я заходила на минуту… и с пустыми руками, как-то… — попробовала она избежать неведомого и страшного.
— Я не поняла?.. — ответила Фаня. — У нас что, в доме ничего
