были друзьями, но регулярно общались, Вы даже бывали у него дома. Возможно, этот факт и послужил… Впрочем, довольно, это потом, мы приехали.
Повозка стала поворачивать, я, слегка приподнявшись на локте, смог рассмотреть потемневший от времени и слегка покосившийся забор из штакетника, увядающие осенние цветы на многочисленных клумбах и вполне типичный для этой местности сельский дом. Выбраться из повозки мне помог Рональд и подошедший работник – на ногах я стоял пока не очень уверенно. Пахло увядающей растительностью и прелыми яблоками, над окружающими полями и темнеющим вдалеке лесом неровно лежал туман.
Мы прошли в дом, в прихожей было довольно темно, но запахи резко контрастировали с тем, что я ожидал от подобного рода жилья. Вместо прогорклого жира, керосина и угольного дыма дом был наполнен ароматом восточных курений, какими-то явно нездешними растениями. Легкий звон колокольчиков сопровождал насвистывание птиц.
Поднявшаяся с кресла хозяйка вполне гармонировала со своим жилищем. На ней был золоченый халат, покрытый какими-то немыслимыми орнаментами и длиннохвостыми сине-зелеными птицами. На шее висело ожерелье из крупного жемчуга, возможно, фальшивого, на голове платок, лицо украшал вычурно-яркий макияж. По возрасту – около 50. На местную пейзанку никак не походила.
Кажется, они с Рональдом и правда были хорошо знакомы, возможно, даже ближе, чем просто приятели. Они обнялись искренне, пару комментариев на тему, как мы доехали, расспросов о том, как дела, не было, видимо, встречались недавно. Потом ее взгляд прошелся по мне, изучающе, как-то вглубь.
– Это N. Я попрошу приютить его на время.
После этого они перешли на какой-то неевропейский язык, который показался мне смутно знакомым, но никаких выводов относительно его происхождения я сделать не смог. Вероятно, рассказывалась моя история и, возможно, были какие-то указания, что со мной делать дальше. Оставалось надеяться, что пребывание мое не окажется столь же скоротечным и негостеприимным, как у Анны.
Препоручив таким образом меня новой хозяйке, Рональд вручил ей два увесистых свертка, прокомментировав это на том же непонятном языке, и стал собираться сославшись на необходимость вернуться засветло. На прощание пожал мне руку и уже в дверях, полуобернувшись, произнес:
– Не делайте больше ошибок, милый N.
На этом мы остались вдвоем.
– Рената, – представилась она.
Я кивнул, называть свое имя смысла не было, Рональд произнес его несколько раз за время короткого общения.
– Идемте.
Она жестом указала на дверь, ведущую в, как оказалось, некое подобие кабинета. Книжные полки были заставлены очень старыми, если не сказать древними, книгами, пузырьками, пробирками, чашечками, банками. Сильно пахло травами и какой-то химией.
– Присаживайтесь.
Я опустился в мягкое кресло, облачко пыли поднялось и стало вращаться в луче света, падающем из узкого высокого окна. Большая часть помещения была в полумраке.
– Я понимаю, что Вы устали, но, полагаю, для Вашей же пользы будет немного заняться делом. Взгляните сюда.
Она достала из ящика какой-то блестящий медальон. Крутанула его и поднесла почти к моему лицу. Луч света отражался от золотистой поверхности (кажется, это была монета) и яркими вспышками бил в глаза. Это было неприятно, я перевел взгляд на вращающийся поток пыли, струи обтекали друг друга не перемешиваясь, в какой-то момент уплотняясь в более темные облака…
…облака висели сплошной пеленой над Кафедральным собором. Я уже немного опаздывал на занятия, вызванное этим раздражение переносилось на еле плетущийся кэб, на неторопливых, преисполненных чувства собственной важности пешеходов и на эту ненавидимую мной серость вечно царящей тут осени.
Некой иронией выглядело то, что сегодняшнее занятие должно было быть посвящено времени, пониманию его природы и умению управлять им. Подумалось, что возможно управлять временем без всякой магии – достаточно проснуться на 15 минут раньше.
Осознавая бессмысленность нынешних переживаний я постарался переместить точку внимания на события вчерашнего дня, точнее, вечера. После занятий мы с Ольгой вышли и направились по как-то быстро сложившейся традиции вдоль набережной по направлению к ее дому. Шел моросящий дождь, свет газовых фонарей отражался от мокрой брусчатки, она что-то напевала, размахивая иногда в такт рукой в белой перчатке. Время от времени ее внутренний ритм требовал каких-то ударных инструментов, в этот момент ее пальцы коротко отбивали дробь по моему плечу. Впрочем, любая моя попытка взять ее за руку мягко, но безоговорочно пресекалась – ее музыка не терпела несвободы.
Прощание было стандартным. Мы останавливались возле украшенной вензелями двери с бронзовым кольцом, она становилась к ней спиной, клала руки мне на грудь так, что даже через перчатки и пальто чувствовался поток ее энергии, но при этом очень четко была понятна дистанция между нами, и управляла ей она единолично.
– Послушай, Влад… Мы общаемся довольно долго, как знать, сколько это еще продлится, я не хотела бы, чтобы это оборвалось… я хочу прийти к тебе сегодня…
– ???
Видимо, на моем лице отразился калейдоскоп эмоций быстрее, чем я сообразил, о чем шла речь. Было поздно.
– Влад, ты идиот, ты все испортил!
Она оттолкнула меня, резко повернулась к двери, ключ как-то сразу оказался у нее в руках, в общем, я услышал звук закрывающегося с той стороны замка, даже не успев сменить выражение лица. Как можно было предложение визуализации спутать с обещанием альковных утех? И правда – идиот. На ватных ногах я направился в сторону моста. Лицо горело от осознания непоправимости ошибки, кажется, мелкие капли дождя могли закипать на нем. Сверху раздался стук открываемого окна. Ее окна. Она высунулась, злая, растрепанная.
– В девять!
И окно захлопнулось с такой силой, что я ждал выпадения стекол. Обошлось.
Времени до девяти было еще много, чтобы чем-то занять себя, я решил зайти к своему знакомому. Он на днях должен был получить назначение и отправиться на континент по дипломатической части. Он встретил меня в дверях, румяный, довольный, благоухающий дорогим виски. От предложения составить ему компанию, увы, пришлось отказаться в преддверии вечерних эксзерсисов. Его ничто не ограничивало, по мере опустошения бутылки, он становился все более оживленным, но в глазах я заметил некое беспокойство. Он много говорил о важном поручении и об ответственности, которую это на него возлагает, как это все серьезно, что все его родственники и знакомые, да что там родственники – сама королева будет гордиться им, ну, в общем нес типичную пьяную чушь, подобное я замечал за ним и ранее. Сильное несоответствие состояний сознания мешало мне находиться с ним на одной волне, и я скоро откланялся, пообещав непременно еще зайти до его отъезда.
Дома я оказался с запасом по времени,
