что именно привело сюда этих людей?
— Совершенно не представляю, сэр.
— Не знаете, леди Аглая собиралась сразу вернуться домой?
— Нет, сэр. Она хотела сперва навестить семейство Гибсона.
— Да? Того бедолаги, который недавно умер? Хм! Один — ноль в пользу моей тетушки! Я и не думал, что она способна на подобное милосердие. Впрочем, она, возможно, считает, что обязана быть милосердной… Тинклер, что случилось?
— Это, конечно, не мое дело, сэр, однако…
— К черту экивоки, Тинклер!
Эрнест вдруг почувствовал, что задыхается. С чего бы это?
— Ну, раз вы настаиваете, сэр… — начал Тинклер, помолчав. — Нет, я, конечно, не могу с уверенностью утверждать, что визит миледи вызван исключительно благотворительными побуждениями… но я… — Последовало неуверенное покашливание. — Я заметил в ее глазах то, что можно было бы назвать светом надежды, сэр!
Эрнест остановился как вкопанный и резко обернулся к ординарцу.
— Так вы тоже это заметили? — вырвалось у него.
Тинклер посмотрел Эрнесту прямо в глаза и спросил:
— А вы когда в последний раз видели подобный блеск в глазах? У кого? — На этот раз он и не подумал прибавить «сэр».
— Так блестели глаза у того сумасшедшего генерала, который послал нас брать распроклятую высоту в…
— Нет, вы назовите это место! — Тинклер, пожалуй, уже приказывал. — Я не желаю помнить больше, чем помните вы! Он ведь погубил десять тысяч своим дурацким приказом! Мы с вами лишь чудом остались в живых… Да назовите же наконец это место!
— Мале… — Язык у Эрнеста вдруг стал тяжелым, точно гигантская пропитанная водой губка, и не желал повиноваться, не желал произносить нужное название. Эрнест проглотил застрявший в горле комок и буквально вытолкнул изо рта это слово: — Маленхин!
— Да, это было именно там. И я надеюсь, что никогда больше не увижу этих мест, никогда! Но я должен… Нет, сэр, я все — таки пойду и выясню, чего они хотят.
— Погодите, Тинклер. Мы пойдем вместе.
И то, что проклятое слово само сорвалось с уст, странным образом принесло ему неожиданное облегчение. Эрнест оказался вполне способен должным образом поздороваться с мистером Стоддардом и его спутниками и спокойно вспомнить, о чем они говорили в прошлый раз. Когда они объяснили, зачем пожаловали в замок, он, конечно же, сразу пообещал им, что все будет в порядке, хотя в душе отнюдь не был так уж в этом уверен. Потом он стал расспрашивать их о видах на лето.
Деревенские переглянулись. А мистер Стоддард даже пожал плечами.
— Плоховаты у нас дела. Можно сказать, с самого начала войны. Правда, появилось несколько приличных игроков, да только им бы надо побольше тренироваться и почаще воротца защищать.
«Это что же, намек?» — мелькнуло у Эрнеста в голове.
И решив, что, видимо, так оно и есть, он заставил себя улыбнуться.
— Ну что ж, тут и я мог бы немного помочь, — предложил он. И с невольной горечью прибавил: — Хотя, боюсь, игрок из меня теперь никудышный. Разве что в крокет бы сыграл, да ведь для него партнеров не найти…
Потрясенный внезапно пришедшей ему в голову мыслью, он огляделся.
— Ведь вряд ли кто — нибудь из вас играл в крокет, верно?
Тревога мелькнула в глазах Тинклера, но Эрнест не обратил на него внимания и продолжал:
— А знаете, это ведь тоже очень хорошая игра. Особых физических усилий не требует. Правда, умение нужно большое. Если у вас есть несколько свободных минут, я вам покажу. Тинклер, не могли бы вы заменить вон те воротца и принести мне молоток и парочку шаров?
Впервые за несколько лет чувствуя странное возбуждение, Эрнест принялся посвящать деревенских в тайны этой игры: как вести шар к воротцам, как «убить» чей — то шар, как крокировать, как стать «разбойником». Он делал это с таким воодушевлением, что скованность его гостей постепенно растаяла, а самый младший сказал:
— А знаете, мистер Эрнест, в такую игру и я бы сыграть не прочь!
— Ну и молодец! — воскликнул Эрнест. — И вот что я тебе скажу, я только что это вспомнил: я тут как — то бродил, приехав в отпуск, и в одном из флигелей наткнулся на целый склад сетей. Возможно, они все еще там. Или, может, у вас самих найдется достаточно сетей, чтобы оградить площадку и потренироваться?
— Нет, сэр! — тут же ответил Гирам Стоддард.
— Ну, раз так, давайте пойдем и…
Он услышал деликатное покашливание Тинклера. Карета ее милости уже подъезжала к дому.
— Ага! Вот и тетя! Что ж, прекрасно! Заодно и о газонокосилке договоримся. Тетя! Тетя Аглая!
Спустившись на землю с помощью своего грума и кучера Роджера, который был еще слишком юн для призыва в армию, леди Аглая уставилась на племянника каменным взором.
— Вы богохульствуете в святую субботу, Эрнест! — рявкнула она.
— Что? Ах, вы об этом! — Эрнест взмахнул крокетным молотком. — Вовсе нет. Я всего лишь объяснял этим людям основные правила игры в крокет, надеясь, что когда — нибудь они смогут сыграть со мной.
С тем же успехом он мог обращаться к скале. Миссис Пик прошла мимо племянника, будто не слыша его слов.
— А что, собственно, эти… люди… делают здесь? — оглянувшись, спросила она.
— О, они всего лишь пришли попросить взаймы газонокосилку. Чтобы привести в порядок крикетное поле. Дядя Родрик всегда…
— Молодой человек! Вашего дяди Родрика, увы, больше нет с нами! И когда, прости меня Господи, они собираются использовать это… устройство?
Гирам как снял шляпу, так и вертел ее в заскорузлых пальцах. Но ответить все же решился:
— Да мы хотели сегодня и начать, ваша милость.
На лице леди Аглаи появилось торжествующее выражение.
— Значит, все вы, как и мой племянник, тоже нарушители заповедей! Сегодня день седьмой, святая суббота, день богоустановленного покоя! В этот день нельзя делать никакую работу! Нет, я не разрешаю вам взять мою газонокосилку — ни сегодня, ни в другой день. Возвращайтесь же в лоно своих семей и молитесь о прощении и спасении ваших душ!
И она торжественно удалилась.
— Вы уж простите меня, мистер Стоддард, — обратился к кузнецу юный кучер Роджер, — да только вы ведь сами знаете, какая она! Конечно, людям не больно нравится на нее работать! Верно ведь? Хотелось бы мне посмотреть, какое у нее будет лицо, если я ей возьму да и скажу в субботу: «Нет, ваша милость, не могу я везти вас в церковь, Господь не велит в этот день работать!»
Эрнесту на мгновение показалось, что Гирам вот — вот одернет юнца, скажет, что у него еще молоко на
