свойственны обстоятельность и тонкость психологического анализа поведения персонажей, укрупненность образов, пристальное внимание к внутренней жизни всех действующих лиц.
«Варвары» Горького оказался первым спектаклем, превратившим еще недавно разнородную труппу БДТ в мощный и богатый звучаниями ансамбль, где режиссером были подготовлены и обеспечены большие актерские победы П. Луспекаева-Черкуна, В. Стржельчика-Цыганова, В. Полицеймако-Редозубова, З. Шарко-Кати, Т. Дорониной-Надежды, Е. Лебедева-Монахова.
Событием в театральной жизни страны стала постановка «Идиота» с И. Смоктуновским в главной роли. Спектакль, в котором особенно ясно проявился новаторский стиль режиссера: неуловимый в своей многоликости с одной стороны, и внешней неброскости с другой. Режиссер творит через актера, вместе с актером, и раскрывает их индивидуальности часто неожиданно для них самих.
Никакой замысел не существует для Товстоногова вне артиста. Критик К. Рудницкий писал: «…режиссер в актерах оживает, искусство каждого из артистов приоткрывает одну из многих граней искусства самого режиссера…». Поэтому главная работа в театре — работа с автором и артистом. Главный итог работы — создание ансамбля высочайшей культуры, который может решать сложнейшие творческие задачи, добиваться стилистической целостности в любом спектакле.
Контакт со зрительным залом в спектаклях БДТ всегда обострен. Но были спектакли, где это условие становилось первостепенным. Так был поставлен спектакль «Горе от ума» с трагическим и одновременно эксцентричным Чацким — С. Юрским, который искал соратников в зале, обращаясь к зрителям, с живой юношеской непосредственностью, надеясь на понимание.
В каждом спектакле Товстоногова — свой способ общения со зрителем, будь то «История лошади» с Е. Лебедевым в роли Холстомера будь то Чехов, Горький или Гоголь, где режиссер ставит самые жестокие вопросы перед своими героями, а значит и перед зрителями. При этом новизна прочтения возникает у режиссера из глубины прочитанного текста, тех его пластов, что еще не были увидены и изучены. Секреты своей режиссуры Товстоногов раскрыл в своей замечательной книге «Беседы с коллегами». Собственно, он никогда не делал из своей работы никаких секретов, но в данном случае Георгий Александрович предоставил читателям возможность побывать на его многочисленных репетициях и прикоснуться к великому театральному таинству — созданию спектакля «Ревизор».
«9 февраля 1972 года.
Басилашвили показывает костюм Фантома — черный плащ, цилиндр, очки, бакенбарды, прикрепленные к цилиндру, «типичный» ревизор — и из жизни, и из сказки.
ТОВСТОНОГОВ
(Данилову). Вы следуете за логикой, а нас интересует поток, это, как рулада на фортепиано, алогизм. Должно быть как заготовленный номер. Сама по себе история нам известна. Рассказывайте все только Добчинскому — мол, видишь, как я все подробно и точно рассказываю, ради бога, не мешай! Во время рассказа мы должны слышать звуки задыхающегося человека. Однообразные и ритмичные.
(Штилю). Ваше падение отменяем, это прерогатива Хлопова. Иначе получается, что у нас все падают в обморок. Оба они садятся на стулья, но усидеть не могут, устремлены друг на друга. Первые слова почти беззвучны, потом почти шепот. Как можно тише, при полном внутреннем напряжении. Оба физически очень слабы, только тогда будет артистично. Сейчас получается надрыв, а они, как мотыльки.
(Лаврову). Слушайте их, на них не глядя, все пытаетесь разобраться в этом бессмысленном бреде. А потом вырвался вопрос: «Кто, какой чиновник?».
(Данилову и Штилю). Фразу: «Чиновник-та, о котором изволили получить нотацию, — ревизор», — скажите вместе. Тут у городничего длительный процесс — оценка. Мучительно хочет постичь их рассказ, слышал что-то страшное, но непонятное, страшное отбросил, но последние аргументы доконали: «Он! и денег не платит, и не едет». Да еще в тарелки заглянул
(Данилову). Где-то у вас пробивается живое, во второй половине сцены, но в целом еще формально.
(Штилю). Каждый взгляд Городничего на Добчинского заставляет его умолкнуть. После рассказа Бобчинский и Добчинский снова объединяются. Это как два боксера после окончания боя.
(Всем). Все, осознав, что произошло, медленно выходят вперед и крестятся — почти скульптурная группа.
Полицейских не двое, а трое. Городничий со всеми тремя говорит, как с одним человеком. Они все на одно лицо, все одинаковы, один подменяет другого, но Городничий этого не замечает.
ТОВСТОНОГОВ
«Пусть каждый возьмет в руки по улице…» — нужно сказать серьезно, раздумчиво. Все задумались — как можно взять в руки по улице? Только в этих оговорках Городничего выражается страх, внешне очень спокойно, даже преувеличенно спокойно. И вместо шляпы надевает футляр не как трюк, а как некое смещение ума. Долго стоит в этом футляре, думая, что это шляпа, никто не смеет этого заметить. Поняв, наконец, свою ошибку, всерьез пугается своего состояния. Тема «сдвинутых мозгов» попадает в общее решение — фантасмагория. Это сложная сцена для Городничего. Все смешалось: коробка вместо шляпы, Держиморда, гарниза, церковь… Надо овладеть сценой ритмически. Внутренняя лихорадочность — помутнение разума.
МАКАРОВА
Сначала было смешно, а потом стало страшно. Действительно, помутнение разума. Начиная с «метлы» стало страшно.
ТОВСТОНОГОВ
Здесь это хорошо. Подготавливает галлюцинации Городничего в гостинице. Этим оправдывается видение ревизора-фантома.
Сцена в гостинице
ТОВСТОНОГОВ
Отношения Хлестакова и Осипа — постоянная взаимная борьба. Зависимость Хлестакова от Осипа огромна, он им руководит.
ЮРСКИЙ
Сцену нужно начинать ударно. Замедленный темп неправомерен.
ТОВСТОНОГОВ
Напротив. Здесь есть право на внешний покой. Украл у хозяина последний табак и наслаждается трубкой.
ЮРСКИЙ
Я чувствую, что с самого начала надо взрывать.
ТОВСТОНОГОВ.
Начните с паузы. Долго сидит, курит, обследует саквояж, в котором держал папиросы, но там пусто, а потом будете иметь право на монологе сразу «взорваться»…
Эта удивительная книга — настоящий учебник, ее необходимо читать не только начинающим режиссерам и актерам, но и критикам, драматургам, всем, кто профессионально связан с театром. Правда, здесь есть одно «но» — кто попытается воспользоваться уникальным опытом Товстоногова практически, того ждет разочарование — он не передается механически. Казалось бы, знаменитый режиссер полностью открыт: вот его творческая лаборатория, вот ключ — бери, пользуйся! Но нет, нет! — нужно быть Товстоноговым с его мощным интеллектом и самобытностью, чтобы создать такой театр и такую труппу.
В семидесятые годы Товстоногов продолжал свои театральные поиски, связанные с большой литературой. Он берется за роман-эпопею «Тихий Дон» — произведение сложное, о котором яростно спорили и по сей день продолжают спорить критики и литературоведы. Он поручил роль главное героя Олегу Борисову, и не пожалел об этом. Григорий Мелехов в исполнении Борисова занял все пространство
