плечах он гордо хранил семейные фотографии в разноцветных рамках. Женя с сестрами, совсем малышками, сидит у папы на руках, и три пары их круглых глаз испуганно смотрят в камеру, тут же и фотография школьного выпускного, вся семья вместе. Четыре черно-белых снимка с Женей и Джеком на конной прогулке, и еще несколько портретных фотографий старшей Трубецкой. Около камина лежал пушистый, словно персидская кошка, ковер, и все называли его персидским, хотя на самом деле он был очень американским. Но ковер не обижался, он вообще не задумывался о своем происхождении, просто лежал и смотрел на огонь, играющий в камине. За камином комната делалась на две части, справа располагалась кухня с множеством шкафчиков и овальным деревянным столом для готовки и больших пиршеств, а слева во всю стену зеркальный шкаф и лестница на второй этаж. Все пять спален и две ванные комнаты находились наверху. Эта стандартная планировка европейских домов оказалась по душе новой хозяйке.
Женя и Юля отправились на кухню, а Джек и Ольга, увлекшись беседой, остались в гостиной, даже не заметив отсутствие девушек.
– Подай соковыжималку, – попросила Женя, указывая на один из шкафов взглядом.
Юля поспешно открыла дверцу и, фыркнув, произнесла негромко:
– Зачем тебе в доме эта штука? Неужели нельзя в кафе сока попить?
Женя взяла из рук сестры аппарат и, нежно улыбаясь, ответила:
– Мы же сейчас не в кафе, а сок будет.
Она стала очищать фрукты и аккуратно складывать их в ёмкость. Юля застыла на несколько минут, наблюдая за ловкими движениями рук сестры, а потом выпалила:
– Он милый.
– Банан? – усмехнулась Женя.
– Банан… Джек! – крикнула Юля и быстро закрыла рот рукой, испуганно оглянувшись и убедившись, что ее крик не привлек лишнее внимание,– Он говорит по-русски?
– Да, как ты на французском, – посмеялась Женя, – Мы чаще разговариваем на английском. Кстати, ты хорошо преуспела в изучении языка. Два года назад уровень знания и владения языка был так себе, а сейчас говоришь быстрее меня.
– Два года назад многое было по-другому, – задумчиво протянула Юлия.
Женя вздрогнула и напряженно спросила, отведя взгляд от сестры:
– Как отец?
– Как отец, – пожала плечами младшая Трубецкая, – не меняется. Ждет тебя. Семейное наследие и все такое…
– Я знаю, поэтому и стала реже звонить. Семейное наследие, – обреченно повторила Женя и приказала, сунув сестре поднос с обедом, – Отнеси это на стол.
Юлия подхватила поднос и, пританцовывая, отправилась в гостиную, где разгорался серьезный разговор между Джеком и Ольгой.
– Получается ты говоришь на английском, русском, французском, итальянском, испанском, – загибая пальцы, перечислял Джек, восхищенно глядя на Трубецкую.
– Латыни, – дополнила Ольга.
– А зачем тебе латынь? – поразился Дэйли.
– Для работы, я же юрист.
Джек хитро растянул губы в улыбке.
– Мне как раз нужен хороший юрист в мой издательский дом. Как ты насчет переезда в Лос-Анджелес?
Ольга отрицательно замотала головой и произнесла, учтиво:
– Вынуждена отклонить твое заманчивое предложение. Нужно закончить учебу, и еще много семейных дел.
– Если все-таки передумаешь, скажи, предложение всегда в силе,– сказал Джек, – Почему именно юридический?
Ольга округлила глаза, вскинула бровь и, стряхнув с плеч напряжение, ответила:
– У нас что-то вроде семейной династии юристов. Разве Женя не рассказывала?
Джек встрепенулся и с ухмылкой продолжил говорить:
– Хотел услышать это от кого-то еще. Все трое учитесь на юридическом. Удивительно, – протянул он, – И всем троим одинаково интересна политика и закон?
– Как видишь, Женя предпочитает устраивать балы.
И оба залились звонким смехом.
– Но я, правда, чувствую, что это моя стезя, – успокоившись, сказала Ольга.
Влетев в гостинную, Юля звучно объявила:
– Свежевыжатый сок и штрудель. Ничего не трогать, пока мы не придем.
– Слушаюсь, – посмеялся Джек и помог поставить поднос на стол.
Юлия сдобрила его и сестру пристальным взглядом, изучая их лица и настроение. Затем довольно хмыкнула и упорхнула обратно на кухню, не произнеся более ни слова.
– О чем они говорят? – с плохо скрываемой тревогой в голосе спросила Женя едва появившуюся в дверях Юлю.
– О чем может говорить Оля? – саркастически спросила она.
– Об образовании?
– О законе.
Женя облегченно вздохнула и продолжила собирать столовые приборы.
– Ты выбрала компанию для стажировки? – поинтересовалась Женя.
Юля поникла.
– Я выбрала кастинги для съемок в фильмах, а компанию мне Ольга найдет.
– До сих пор не понимаю, зачем они отправили тебя на юридический, – разочарованно развела руками старшая Трубецкая, – Можешь попробовать здесь пройти кастинг, их большое количество.
– Давай лучше поговорим о вас, – сказала Юля и ее глаза вновь загорелись игрой и жизнью.
– Что тут говорить? Я хочу замуж.
– О боже! Он уже сделал тебе предложение? – воскликнула Юля и подпрыгнула от восторга.
– Нет, нет, еще нет, – прошептала Женя, стараясь успокоить сестру,– Но мы оба знаем, что это навсегда, – решительно утвердила она.
Юля накинулась на сестру с объятиями.
– Я так за тебя рада!
– Осталось это папе объяснить, – пробурчала Женя.
– Он собирается с ним знакомиться?
– Давно уже собирается, – кивнула Женя, – но я не пускаю. Я еще не готова с ним спорить. Пусть все будет пока так, как есть. Кстати! – крикнула она, прищелкнув пальцами.
– Что? – испуганно переспросила Юля.
– У Джека есть два прекрасных брата! – подмигнула Женя.
Юля расплылась в улыбке.
– Два? Как удобно! Ты специально подбирала?
– Да, это был мой первый вопрос на свиданиях, – смеясь, ответила Женя.
– Ты серьёзно?
– Да. И завтра они будут на балу. Я уже все продумала.
– Ах ты хитрюга! – воскликнула Юля, – Я очень по тебе скучала.
– И я, – прошептала Женя, обнимая сестру,– Я люблю тебя.
– А я тебя больше.
Глава 3.
Из всех дурных привычек,
обличающих недостаток прочного образования
и излишества добродушного невежества,
самая дурная —
называть вещи не настоящими их именами.
В. Г. Белинский
Больше всего на свете люди любят врать, хуже всего на свете у людей получается скрывать правду, меньше всего на свете люди хотят быть обманутыми, и нигде на свете невозможно найти существа более противоречивого, чем человек. Способность мыслить иногда загоняет его в тупик настолько плотно, что, кажется, выбраться практически нет шансов, в то время как выход находится прямо и налево. Что с нами стало от этой жажды постоянно все перемалывать в своей голове? Анализируют, соединяют, раскладывают все по полочкам, а если вдруг полочка остается пустая, то сами придумывают новые обстоятельства, делают выводы и выносят решения. Если бы так шел судебный процесс, даю руку на отсечение, мир бы рухнул прямо на уголовный кодекс. Разве ложь когда-нибудь приносила добро? А приносила ли они пользу? Кто-нибудь знает точно? Очевидно, нет. Если бы за
