Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
К тому времени, когда пароход «Св. Сергий Радонежский» показался из-за Покойного острова и загудел, завидя сбегающий по откосу к Лене Новопятницк, весь город уже собрался на пристани.
Не было только Ефрема Колоколова.
Пароход оживленно шлепал по воде лопастями колес, сворачивая к пристани. Толпа подалась вперед.
Тогда появились первые признаки скорого приезда Ефрема Ионыча. На склоне остановилась телега. Митька Косой стащил с нее холстину, Ахметка с Молчуном поднатужились, свалили через бок тяжеленный рулон ковровой дорожки и принялись катить его под откос по грязи. Ковра точно хватило как раз до пристани.
Когда пароход, снова загудев, начал пыхтеть и приноравливаться к швартовке, сверху пестрой толпой сбежали цыгане. Те самые, которых еще осенью Ефрем сманил из Якутска и которые всю зиму услаждали его слух. А когда магнату было недосуг, подрабатывали в ресторане «Золотой Урулган», который также принадлежал почетному гражданину Колоколову.
Расталкивая горожан и ссыльных, цыгане нагло пробились к самой воде и тут же затянули песню.
Матросы побежали вдоль борта. По пристани, расталкивая любопытных, застучал деревяшкой инвалид Платоныч, поймал конец с петлей, закинул на тумбу и начал закручивать. Быстрое течение разворачивало пароход, капитан Селиванов заорал с мостика, чтобы крепили второй конец. Машина отрабатывала назад, черный дым повалил до самого неба.
Поднялся галдеж, люди на пристани узнавали знакомых, перекликались с ними, громко пели цыгане. За этим шумом был упущен момент появления Ефрема Колоколова, всегда исполненный смысла для горожан и необыкновенный для некоторых из приезжих.
Ефрем Ионыч подъехал к пристани в красном авто марки «Мерседес-Бенц», запряженном парой белых коней под синими с золотом попонами.
Пароход окончательно пришвартовался именно в тот момент, когда кучер, привстав на переднем сиденье авто, натянул вожжи и остановил горячих коней. Ахметка и Митька Косой одновременно успели к машине и распахнули ее блестящую дверцу. Почетный гражданин Ефрем Ионыч ступил на ковровую дорожку, и тут же цыгане, завидев его, грянули величальную.
Столь странное и эффектное появление Колоколова объяснялось не сумасшедшими чудачествами, какими общество и молва награждают богатых сибирских золотопромышленников, а двумя ошибками Колоколова. Позапрошлым летом он выписал из Германии авто, полагая поднять тем престиж своего города. Но ошибся. К появлению авто единственную достойную такого названия улицу – Николаевскую – не успели замостить, а о прочих дорогах и речи быть не могло. Осмотрев немецкий самоходный экипаж, Колоколов понял, что переоценил его способности и пройдет немало лет, прежде чем он сможет разъезжать на авто по окрестностям. Вторая и тоже понятная ошибка Колоколова таилась в том, что он запас для будущего экипажа несколько бочек хорошего керосина, а обнаружилось, что керосин для авто не годится – нужен бензин, которого даже в Якутске не водилось.
Экипаж оказался удобным и красивым, перепродать его было некому, а держать в сарае до лучших времен неразумно. Так что Колоколов оставил его себе для торжественных конных выездов по Николаевской улице.
Колоколов ступил на ковровую дорожку и пошел к пристани. За ним шел его сын Костя.
Народ на пристани смолк.
Колоколов шел не спеша. Остановился возле городских чи-нбв, что стояли чуть повыше, не смешиваясь с толпой, некоторым пожал руку.
И хоть Ефрем Ионыч был родом из местных старообрядцев, носил бороду, не брезговал появиться на людях в поддевке, внутри он был совсем иным человеком – современным, деловым, грамотным, в меру прижимистым, тихим и вежливым в обращении.
Сына своего Костю, что следовал за ним послушно, он держал в строгости. Отправил его сначала в гимназию в Якутск, затем в Петербургский университет, но через год, узнав, что сын ведет себя скромно, не пожалел денег и послал Костю в Великобританию продолжать образование в Оксфорде. В Оксфорде Костя не преуспел, потому что ему плохо давался английский язык, да и соблазнов было много. Поэтому через два года он был возвращен отцом для помощи в делах, привез много галстуков и шелковых сорочек, а также гонорею, от которой вылечился у ссыльного доктора Шмотоваленко.
Вернувшись в Новопятницк, Костя тосковал по столичной и европейской жизни, втихомолку пил с приказчиками и полагал, что его жизнь погублена, однако не имел силы противиться отцовской воле. Он вел деловую переписку и писал стихи в подражание Надсону, что не вязалось с его могучим обликом, золотыми кудрями и розовым лицом.
Филимонов, будущий городской голова, присоединился к семье Колоколовых, потом за ними увязался пристав. Так они и прошествовали, оживленно беседуя, до самых сходен.
И остановились.
Палубные пассажиры толпились у борта, ожидая, пока сойдут пассажиры каютные.
Первым вышел профессор Мюллер. Федор Францевич был поражен оживлением, царившим на пристани, и счел это знаком уважения к его скромной, но международно известной персоне. Он поклонился толпе, но тут же по пустым, не узнающим взорам господина Колоколова и сопровождавших его персон понял, что торжественная встреча к нему не имеет отношения. Растерянность профессора продолжалась недолго, потому что он услышал справа приветственные возгласы, исходившие от небольшой кучки небогато одетых людей, среди которых, к своему облегчению, узнал своего бывшего студента Андрея Святославовича Нехорошева. Нехорошев кинулся к профессору и нечаянно толкнул Колоколова, который холодно наблюдал за тем, как ссыльные окружили толстого низенького мужчину в котелке и пенсне, отнимают у него саквояж, перехватывают у матроса, шедшего следом, большой и тяжелый ящик.
– Кто такой? – спросил Колоколов у Филимонова. – Почему не знаю?
– Профессор из Петербурга, – сказал за Филимонова пристав.
– Опять бабочек ловить? – ухмыльнулся Колоколов.
Он намекал на позапрошлогоднего профессора, что добирался до Новопятницка в поисках каких-то букашек, чуть не утонул в Лене и был бит по пьяному делу Ахметкой, после чего убрался со своим сачком восвояси.
– Нет, – сказал пристав. – Он едет искать болид.
– Кого? – Колоколов обернулся к сыну.
– Падающую звезду, метеорит, – ответил Колоколов-младший. – Который весной за Урулганом упал.
– Зачем?
– Отец, – сказал с некоторой обидой Костя, – я же в июле просился у вас – пустите меня посмотреть. Могла быть всемирная слава.
– Чепуха! – сказал Колоколов-старший. – Только деньги тратить. Помню, помню, – предвосхитил он возражения сына. – Ты же говорил, что эти… болиды, возможно, бывают из червонного золота. Как же!
– Мы могли прославиться, – упрямо повторил Костя.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
