- Почему ты не говорил мне?
- Да, думал, ты знаешь, и Гор говорил.
- Драс, я не хочу, чтобы они ехали с нами, - я перестала протирать тарелки, что помыла после ужина, и смотрела на него.
- Я не понимаю – в чем дело? – он что-то отвечал дочке между делом, и в момент, когда заметил мое выражение лица, снял ребенка с колен, сощурил глаза и мотнув головой на дверь, прошептал:
- Идем, погуляем, воздухом подышим.
- Я не хочу, чтобы они ехали с нами, Драс, с нами будет еще двадцать человек! – я на ходу одеваясь за дверью выпалила ему все слова, словно останавливая его перед чем-то жутким.
- Сири, я тебя не узнаю и не понимаю – в чем проблема?
- В том, что там будут твои люди, Драс, а Бран – мой бывший муж. Хоть я его и не помню вовсе, но люди то нас помнят, и ты помнишь. Зачем нам это сейчас все ворошить, ведь все так хорошо, - я начала было кричать, но закончила предложение уже как лиса, понимая, что он действительно не видит проблемы.
- Тебе ни разу не было важно мнение других людей, ты и к моему-то стала прислушиваться только для того, чтобы не поругаться, так почему сейчас тебя это так волнует? – он улыбался и глаза у него бегали.
- Я, как дура, переживаю, что тебе будет не комфортно, а тебе пофиг?
- Да, мне пофиг. Ты моя жена, у нас двое детей, куча книжек и дел, а если я замечу, что у тебя интерес к кому-то, я не стану даже говорить на эту тему, мы просто родим еще одного.
- Что?
- Ничего. Все просто, Сири, я вижу, как ты бегаешь, как заведенная, тебе не то что не интересно, тебе некогда увлекаться другими мужчинами.
- А! Вон оно как, все наоборот! Ты не просто не боишься чужих разговоров, ты хочешь сам их приезда, хочешь сам, чтобы Бран увидел, как у нас с тобой все хорошо! – возможно, я несла чушь, но улыбка с лица Драса стала сползать.
- Нет, Сири, все просто – они попросились, а я не отказал. Я даже не звал их, но они хоть немного, но наша семья. А то, что ты сказала – я не думал об этом. Да, я не знаю, как обстоят их дела, но знаю, что детей у них нет, - он стал вдруг ниже ростом – опустил плечи. Потом подошел к крыльцу и сел на ступеньку.
- Я не хотела наговорить тебе такого, Драс, просто я говорю то, что думаю.
- Ты плохо обо мне думаешь, мать моих детей. Но я сейчас думаю не об этом. Я и вправду не звал их сам. И был удивлен, когда с обозом человек передал о них. Но обрадовался, что увижу друга, которого не видел шесть лет. Но до этого, как и ты, не горел желанием. Я знаю, что он строит новые корабли, на которых обходит наши земли с моря, и пока уверенно говорит, что земля, на которой мы живем – не маленький остров, как земли южан.
- Извини. Просто, когда ты сказал, что они едут с нами, мне почему-то стало не по себе. И мой язык сам наговорил этого.
- Покажи язык, - он встал, подошел ко мне с серьезным видом и протянул руку к моему рту.
- Эээээ, - я открыла рот, высунула язык, и заблеяла, надеясь, что этот недобрый разговор закончится.
- Уважаемый язык, не говори пожалуйста больше сам без своей хозяйки, иначе мне придется наказать вас и оставить дома, вместо нескольких удивительных холодных дней похода по лесу, через реки и горы, - он поцеловал меня в уголок губ и поднял ладонью мою нижнюю челюсть, закрывая мне рот. – Все, я больше не обижаюсь – невозможно обижаться на это, не знаю, как ты это делаешь, - и пошел в дом.
- Убила бы, «не знаю, как ты это делаешь», - повторила я его слова и пнула подтаявшего снеговика, что стоит здесь уже больше месяца.
- Я все слышу, иди домой, мы хотим чаю, - он чуть приоткрыл дверь и сразу закрыл обратно – облачко теплого пара повисло на веранде.
Я уже потеряла мою семью и мою дочь в прошлом мире, и не могу потерять эту. Ей сейчас двадцать девять лет, или больше? - Эти разновременные месяцы путали все. Ей исполнилось двадцать лет весной, а осенью я оказалась здесь. В мой день рождения она улетела с мужем в Испанию, она позвонила рано утром, я до сих пор слышу этот голос шепотом: «мать, олё, я же первая звоню тебе, первая? Я желаю тебе, чтобы ты нашла, наконец, себя, мать, я люблю тебя, завтра позвоню». Мы посмеялись шепотом, и она отключилась. «Завтра» я проснулась здесь.
Я держалась и отмахивалась от воспоминаний о ней, потому что сразу начинала реветь, реветь навзрыд так, что мне не хватало дыхания. И потом думала о том, что нет смысла жить и что-то, вообще, делать. У меня было чувство, что я ее бросила, предала. Когда родились дети, ощущение стало только сильнее. Но мир вокруг стал логичнее, как и мое пребывание здесь.
Я умылась снегом, вытерла лицо изнанкой туники, в которой ходила дома, постояла еще немного, посмотрела на дома, в которых снова затопились печи и пошла в дом, поить чаем экспедиционную группу. Ночные заморозки поддерживали волшебство, и оно в виде снежного куржака над дверью блестело сейчас и радовало глаз. Стало стыдно, и я вернулась к снеговику и поправила веточку, играющую роль руки.
Глава 5Вязание больше не было тайной, и на всех наших землях были люди, которые быстро начали повторять за нами. Кто-то «поделился» тайной правильного прядения. Хоть и мало было такой тонкой, аккуратной нити, но мастерицы появились. Меня это даже радовало – люди стремятся к переменам, жаждут их не меньше меня. И гордиться мне особо нечем, сама я так же – ничего не придумала. Вязание придумали до меня.
У нас пряли и вязали женщины с маленькими детьми. У них были заказы, они одевали свою семью, но сложные вещи до сих пор были загадкой для всех. У меня было десять женщин, которые следили за общественным стадом овец, занимались заготовкой корма и только они пряли и вязали сложные вещи. Это были свитеры с косами, разнообразными косыми воротами, туники, гамаши для взрослых и детей. У них постоянно была работа. А у меня то и дело возникали идеи или вспоминала детали из прошлого.
Мы начали делать шерстяные ковры. Пока это было тайной для всех, и работа еще не была готова, чтобы хвастать. Я не знала технологию, но решили попробовать по-своему – нашивать небольшие клочки, продернув сквозь ткань, высунув обратно на лицевую сторону. Петельку, получившуюся на изнаночной стороне, просто пришивали к ткани. А потом планировали ровно состричь все торчащие клочки. Работа кропотливая, и цветов всего несколько: природные черный, белый и серый разного градиента, но девушкам было интересно. Работают, болтают, детки в люльках рядом – чего еще надо?
Юта часто приезжала к нам, а вернее – с первым же обозом она торопилась к нам. Дети ждали ее и любили, хоть и была она уже взрослой девушкой. Такой, как она сейчас, я оставила свою дочь там, давно… В том месте, куда мне нет дороги. Юта в Укламе была старшей по общественным работам с шерстью – она, как я и думала о ней, оказалась умненькой, и сама сейчас придумывает новинки. Но основная ее работа – преподавание. Она переписывала мои книги и занималась со взрослыми основами – азбука, счет. Детально учила новому девушек, которые должны преподавать детям. Я видела, что это ей не особо нравится, но она отличалась завидной обязательностью – если обещала, выполнит.
