себе. Всё своё предназначение ищут. А не найдя, считают, что битву проиграли. А битва для них — это и есть жизнь. Но не успевают понять эти современные Дон Кихоты, что жизнь дана ради самой жизни! И чем больше придаёшь значения своим мечтам, своей правде, тем больше двигаешь себя в сторону несчастной жизни, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И самое печальное из таких последствий — это ранние похороны. Вот у меня сосед, Васька, — продолжал врач:
— Ему около сорока. Трое детей, жена, каждое лето на машине в Крым. Всё время в одной организации трудится, утром на работу, вечером с работы. Пусть и живот у него уже подрос, так это от жизненного спокойствия. Ну, кредиты есть, а у кого их сейчас нет? Вот он и жить будет долго, и умрет тихой спокойной смертью, без непонятных угрызений «а всё ли я в жизни правильно сделал?» Понимаешь? Однажды я сидел у него в гостях и он, подвыпив, спросил у меня:
— Скажи, Иваныч, любишь ли ты свою жизнь?
— Гм, странный вопрос, Василий. Люблю, наверное.
— А знаешь ли ты, что это означает — любить свою жизнь?
— Ну, давай лучше ты меня просвети.
— Понимаешь, на самом деле всё проще простого. Люди сами усложняют себе жизнь, превращая её в борьбу или в существование. Вот из чего состоит жизнь? Правильно, жизнь состоит из действий. К действиям относится абсолютно всё, и даже простое слово уже есть действие. И вся соль в том, чтобы ты любил те действия, которые совершаешь. То есть, чтобы ты любил то, что делаешь. У такого отношения и последствия соответствующие. В этом и заключается любовь к самой жизни. Но если ты не любишь своих действий, то и любовь к жизни у тебя не складывается. А она, уж поверь, взаимна! Если ты не любишь жизнь, то и она тебя нет.
— Я помню, тогда на меня эти абсолютно логичные, но от этого не менее ценные рассуждения, произвели впечатление! — продолжал Виктор Иваныч.
— Но Васька ещё больше меня удивил, поведав свою историю. Видно, очень захмелев, он рассказал, как до встречи со своей женой вёл жизнь «бедного художника». Когда-то в молодости он втемяшил в свою голову некое предназначение для всей своей жизни. Тогда он писал неплохие стихи. Не Есенин, конечно, но местами душу трогало. Так вот, он решил, что настала пора ехать в Москву и доказать всему миру (а точнее, оставившей его невесте), что он ого-го! В общем, очередной покоритель столицы. И вот он приехал — четыре года мыкался, тыкался, то там выступит со своими стихами, то сям. Но всё не то. Ведь на свои стихи он возлагал конкретные надежды — прославиться и продавать свои концерты и поэзию. Но кушать-то нужно каждый день. И вот кем он только не работал и чем только не занимался: был таксистом, продавцом, машинистом, менеджером, менял ночами ламинат в московских МФЦ, одним словом, мучился. Но стихи писать любил. В общем, спустя несколько лет всё это привело его к выпуску собственного сборника стихов. Который, разумеется, не принёс ему никакой популярности и денег, а значит, не оправдал его ожиданий. Он чувствовал себя несчастным, неудачником, и руки его опускались.
Но однажды он встретил девушку, как принято говорить, — ту самую. И тогда ему пришлось обратить внимание на изменения, которые произошли в его жизни, пока он четыре года подряд изо всех сил старался оправдать свои же ожидания. И вот что он увидел. Благодаря тому, что он выступал со своими стихами, он заводил новые знакомства. Он не боялся отправлять заявки на различные конкурсы и с радостью принимал в них участие. В очередной раз выступая на каком-то фестивале, он подружился с руководителем одного Дворца культуры. Спустя полгода тот пригласил его посидеть в жюри конкурса в качестве поэта. Он, конечно же, согласился. После первого конкурсного дня к нему с просьбой о написании гимна для этого же конкурса обратился тот самый руководитель ДК. И он снова согласился. Гимн удался, и ему впервые заплатили за это деньги. Там же, в жюри, он познакомился с новыми людьми и с одним человеком продолжил общение и дальше.
Спустя ещё год Василий выпустил свой сборник, провёл несколько своих творческих вечеров, о чём, конечно же, сообщил во всех своих соцсетях. Весь этот процесс увидел тот самый человек из жюри. И однажды он позвонил Василию (когда тот еле-еле сводил концы с концами) и предложил работу. И не просто какую-то там работу, как было раньше, но настоящую руководящую должность! Зарплата его резко изменилась, работа давала новый опыт, ощущение другой жизни, которой он не имел раньше. Опять же, новые знакомства. И, конечно, вишенкой на торте было то, что он мог позволить себе при случае похвастаться, что сборник его стихов продаётся в некоторых магазинах. Да и вообще, что он, этот сборник, в принципе есть. При этом произошло следующее: у него совершенно не оставалось времени на написание стихов. Да и, откровенно говоря, страдальческое состояние души в связи с нереализованностью, которое, собственно, и питало его вдохновение, исчезло. Он больше не рвался на амбразуру со своими стихами, не терзался отсутствием славы и популярности. Но наконец-то почувствовал зачатки уверенности в себе, в собственной жизни.
И вот какой он сделал вывод: счастливым человека делает то, что он любит делать, а несчастным человека делают только его несбывшиеся ожидания от этого делания. Делай, что любишь, и это приведет тебя к твоим людям. Если довериться миру и его событиям и не цепляться за свои ожидания, можно увидеть, что вокруг всегда появляются новые возможности. Но повторюсь, к этому его привело то, что он любил делать. Главное, вовремя понять, когда настала пора двигаться дальше за новым опытом и переключиться. Всё-таки гибкость — великое качество.
И вот тогда у него и появилась семья, квартира, машина и Крым каждое лето. А ведь он легко мог всего этого не заметить. И, полагаю, закончить, как наш покойный пассажир, что не смог пройти мимо очередной ветряной мельницы… — врач вынул из кармана помятую пачку сигарет и закурил.
— Виктор Иваныч, вы чего? Мы же с пациентом в машине! — удивилась медсестра сигарете.
— Да что ты, Наденька? Ему теперь ничего не грозит… Помнишь, как у классика: «… человек оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи».
— Вы такие страсти рассказываете… Не знаю я,
