оттенка и словно обрамляло красоту своей владелицы.
Антиквар, которого по печальному недоразумению звали Эдуардом, совершенно ошалел перед таким немыслимым очарованием, да так, что с трудом попал ногами в бордовые гостевые тапочки. Из этого его промаха Милочка заключила, что здесь придется потрудиться, и уже мысленно составила план превращения неотесанного объекта в лучшего мужа, которого знала земля.
Антиквар, хоть и неотесанный, сразу распознал в Милочкиных глазах опасный блеск. Мужчины, знаете ли , такое чуют за версту. Милочка же в творческом порыве ничего не замечала, и за четыре часа неспешной беседы, как ей показалось, достигла немалых успехов. Ее мечтательность расправила было крылья, как вдруг его «До свидания! Я-я-я п-позвоню вам..», вернуло ее на грешную землю. Опять этот тон!? Проклятый Коломийцев! Он снова вселился во всех мужчин мира!
Милочка закрыла дверь за гостем, который никогда ей не позвонит, прижалась лбом к холодному стеклу кухонного окна и взглянула в ночное небо, словно пытаясь понять, что ей предначертано. Потом взяла мусорное ведро, доверху наполненное конфетными обертками, которых после нервного антиквара осталась, кажется, целая тонна, и во всей своей печальной красе двинулась к мусоропроводу.Глядя в его черную, ненасытную пасть, она впервые в жизни ощутила такое острое чувство отчаяния, что воздела глаза к небу и… о, ужас, что она увидела- лестничный пролет был пуст!
Два ниагарских водопада хлынули из бездонных Милочкиных глаз. Испуганной ланью метнулась она в сторону и чуть не налетела на неподвижный мужской силуэт. «Добрый вечер, Людмила Андреевна!»– без щетины она едва узнала его. «Вы!»– рассыпавшиеся локоны обрамляли ее заплаканное лицо-«Как вы можете!». Она судорожно икнула и продолжила: «Два года вы смотрите на меня сверху вниз и ни разу, слышите, ни разу даже на чай не напросились!Это подло! Подло!»
Она буквально влетела в спасительный полумрак своей квартиры. Через пять минут он стоял на Милочкином пороге и смущенно протягивал холодную,запотевшую банку с малиновым вареньем. В другой руке он держал чистый носовой платок, пахнущий мужским одеколоном и запоздалым счастьем.
Пока он заваривал на кухне чай, действуя привычно и уверенно, так, словно бывал здесь уже тысячу раз, Милочка в ванной, под предлогом приведения себя в порядок, боролась с обуревавшими ее демонами. Правда, при ближайшем рассмотрении, она больше смахивали на древние женские инстинкты. И только один инстинкт – инстинкт ваятеля, был изгнан из ее мятущейся души, кажется, навсегда.
ПРАВДА ОБ ОСЕНИ
Кругом стояла осень. Дурманила голову горьковато-пряным дымом и яркими красками. Лидия Семеновна неторопливо шла по длиннющей аллее парка, каждым своим шагом пригвождая к асфальту то один, то другой золотистый листок. Она ненавидела себя, а заодно и эту проклятую осень. Осень, лишившая ее опоры, всего, чему она посвятила жизнь, огорошившая ее ужасным, неотвратимым словом –пенсия. Теперь она уже не была Лидией Семеновной Кочетовой,заведующей огромным фабричным цехом, а стала обычной пенсионеркой Кочетовой. Даже собственная фамилия казалась ей теперь необычайно жалкой, одной из тысяч. Отвратительно! Время словно посмеялось над ней, жестоко растоптав накопленное за долгое время. Действительно смешно! Больше уже никто не будет докучать ей телефонными звонками и бесконечными вопросами. Теперь по утрам ей некуда спешить и не надо вечером предпоследним автобусом возвращаться обратно.Единственное, что ей осталось, это редкие приглашения на вечера встреч передовиков производства, да громоздкая безвкусная ваза, подаренная коллективом в день ее торжественных проводов в другую жизнь.
Она не заметила, как добрела до дома и поднялась в пустую квартиру- муж вернется только завтра. Неплохо было бы убраться и хоть что-нибудь приготовить, но она лишь неподвижно стояла посреди коридора и слушала тишину. Да, тишина и пустота – это все, что будет отныне наполнять ее жизнь.
Прибежала дочь. Притащила за руку лохматого, замученного пятидневками внука Славку. Бросила лишь: «Заберу завтра. Позвоню» и исчезла в недрах лифта. Ну все, теперь сядут на голову! Ей так и мерещилось во взгляде дочери злорадное: «Мамочка, ну ты же теперь на пенсии!» Рядом жалобно пропищал Славка, прося бутерброд, но поняв, что не дождется ответа, привычно и покорно вперился в телевизор.
А Лидия Семеновна почему-то вспомнила свое страшно-далекое детство, когда она маленькой девочкой безвылазно гостила на бабушкиной даче, день ото дня превращаясь в чумазое, пышущее здоровьем существо. Она вспомнила горячие бабушкины пирожки с ароматной морковкой, которую в обычной городской жизни Лидочка не любила, но почему-то на даче у бабушки ела за троих. Вспомнила, как засыпала под певучие бабушкины сказки, а просыпалась от приветливого звяканья фарфоровых чайных чашек на кухне. А еще она вдруг подумала о том, что совершенно не помнит, как выросла ее собственная дочь и как достиг аж пятилетнего возраста единственный внук.
Лидия Семеновна взглянула на бледного притихшего ребенка и уверенно спросила: «Славик, а что если мы с тобой пирогов напечем?»
«С повидлой?»– внук вытаращил удивленные глаза.
«И с повидлом, и с мясом, и с капустой. А еще с морковкой»
«Я морковку не люблю»– прогундел Славик, а Лидия Семеновна почему-то засмеялась.
Они долго с непривычки пекли пироги на кухне, а потом ели их, обжигаясь горячим чаем. Пироги Лидии Семеновне удались на славу, как и сказка, которую она откуда-то вспомнив, на ночь рассказала внуку. Славик, утомленный новыми впечатлениями, уснул, трогательно приоткрыв рот.
Лидия Семеновна сидела в полумраке комнаты и думала о том, что завтра она впервые за долгое время, встретит мужа дымящимся ужином, достанет с полки любимого запылившегося Толстого, а еще непременно наденет то веселенькое платье, которое уже давно заперто в шкафу в наказание за свою легкомысленность.
Она подошла к зеркалу и легко улыбнулась: « Ну что, Лидунчик, с осенью тебя! Прекрасной, удивительной, многообещающей!»
