том, что здесь произошло. Вернее, что произошло с ней.
Дарья ела за одним столом со всеми, не стесняясь, просила передать хлеб и горчицу, которую намазывала на хлеб, как варенье. Матушка не касалась темы отъезда, пока Дарья не заговорила о нем:
— Это ж надо-о, - осторожно отхлебывая чай из огромной щербатой кружки, качала она головой, - домища какой в Москве, два доходных дома в Тюмени, поместье в деревне Липовке у самого Байкала…
— Только выть не начинай, Дарья, и так тошно, - сворачивая льняную салфетку и выглаживая на ней уголки, потом снова разворачивая и сворачивая её, обмолвилась Степанида и быстро глянула на дочь, внимательно слушающую слова няньки.
— Ей так, может, полегче, пусть выговорится, - ответила на ее взгляд Светлана и улыбнулась. Она решила, что надо подыгрывать, и тогда малой кровью отделаются все.
— Хоть и геенна огненная – эти ваши книги, а дело девка говорит, - мотнула на Светлану головой Дарья. – Две тройки лошадей, карета зимняя да летняя, прогулочных колясок… - задумалась Дарья.
— Три… - вставила Светлана реплику Бунши из известного всем фильма и, осмотревшись, поняла, что посмеяться над удачной шуткой не с кем.
— Две, но какие! – продолжила Дарья, не обращая внимания на девушку.
— Ладно, и куда это все? – аккуратно переспросила Светлана.
— Туда, туда! – в сердцах Дарья снова махнула рукой, указывая на потолок. Все подняли голову. – В трубу! – закончила она свой монолог и, как ни в чем не бывало, продолжила пить чай.
— Ясно, - выдохнув, сказала Светлана Борисовна. – И что же дальше? – стараясь не задавать вопросов, которые могут показаться глупыми или снова укажут на то, что она не в себе, спросила она.
— А дальше, милая, поместье в Пятигорье, голос матушки задрожал.
— Не смейте уросить, Степанида Ильинишна. Это нам сейчас непозволительно, - взяв ее за руку, приказала Дарья, и та короткими кивками закачала головой, видимо, поняв, чем это может грозить для дочери.
— Батюшка ваш рассказывал ведь, что там все обустроено и даже железная дорога есть. Практически до поместья. За пару часов на коляске до места и долетим, - в разговор вступила Ольга, видимо, поняв, что Сашенька и правда, несколько не в себе.
— «Долетим»? - переспросила матушка, выпрямившись. – Кто сказал, что ты едешь с нами? Я беру Дарью и рассчитываю только на свои украшения, которых не коснулась опись…
— Матушка, а м-мои украшения, которых не косну-лась о-пись?… - начала аккуратно Светлана.
— Твои? – Степанида заводила глазами по столу и остановила взгляд на Дарье.
— А твои, девонька, не так дороги, да и то, пришлось продать. Там-то кому продашь? Медведям али зайцам? - Дарья решила ответить за матушку.
— А матушка кому там продаст? Медведям али зайцам? – мастерски спародировала няню Светлана. – Я без Ольги не еду!
— Как это? – у матушки снова затряслись губы.
— Так это. Останусь, буду… допустим, работать пойду… на завод! – Светлана встала, чтобы дать понять, что она не отступит.
— Завод? – совершенно серьезно переспросила матушка.
— Или фабрика? – неуверенно спросила Светлана.
— Ты еще скажи, в прачки пойдешь, - Дарья спокойно отхлебывала свой бесконечный чай.
— И пойду! – Светлана топнула ногой.
— Все, хватит. Пора собираться и багаж отправить на вокзал. Мои пять чемоданов собраны. Сейчас мы с Дарьей соберем серебро и еще… по мелочи, а вы обе… соберите свое. Алексей уже ждет с самого утра, - матушка положила, наконец, салфетку на стол и встала. – Едем все… Четверо!
4.
Дальше становилось все интереснее и интереснее: вечером некто Алексей, мужчина лет пятидесяти, высокий, бородатый и одетый в… это можно было бы назвать дубленкой, но больше походило на тонкий тулуп со стриженой на воротнике шерстью, вынес из дома бесчисленное множество чемоданов, коробок со шляпами и обувью.
Все «нажитое непосильным трудом» уместилось в трех санях. Олюшка помогла собрать вещи Александры, к которым Светлана Борисовна проявила особый интерес. Хорошенькие шубки, три пальто с широкими «боярскими» рукавами сочных цветов, бесчисленное количество платьев, чулок и нижнего белья. Трикотажа в этом месте Светлана не увидела.
Олюшка владела тремя чемоданами и тремя коробками со шляпами, бесчисленным количеством книг и рукописных тетрадей. Сашины тетради и свертки с письмами Светлана Борисовна собирала сама, выспрашивая свою напарницу, нет ли где-то еще архива. Потому что важно было взять все, что хоть немного расскажет о ее новом теле. Именно так она называла Сашеньку, которой теперь стала.
Отрицание пыталось укрепиться в ее молодой теперь голове, но Светлана Борисовна решила думать позитивно: если это сон, то она проснется, а если же это теперь ее новая жизнь, то вовсе неплохая, раз уж на то пошло.
Утром пили кофе из старых кружек: хорошая посуда была собрана и уже ожидала хозяек на вокзале.
— Даст Бог, все наладится, Степанидушка, - шумно прихлёбывая крепкий чай с пятью ложками сахара, разорвала гнетущую тишину добрыми, как ей казалось, словами, Дарья.
— Даст Бог, Дарьюшка. Только вот откуда оно все наладится, даже представить не могу, - ответила матушка, внимательно рассматривая Сашеньку.
— Все и правда, не так уж и плохо, - улыбнулась новая Александра. Эх, если бы они знали, кто теперь на ее месте…
— Карета подана, Степанида Ильинишна, - Алексей прошел в столовую, не сметая с огромных валенок снег, и остановился перед столом.
— Значит, договорились мы с тобою, Алексей… Сам тут закончишь с лошадьми да упряжью, - поставив недопитый кофе, матушка встала из-за стола и подошла к нему.
— Договорились. Как Петр Михалыч отправится к вам, так мы и привезем все. Не переживайте, да берегите там себя. Василий-то Василич хороший паренек. Ему Прохор Данилыч ой как доверял! А это, знаете ли, большая редкость, - Алексей натянуто улыбнулся и пошел к выходу. Наверное, все здесь понимали масштабы произошедшего, кроме Сашеньки, считающей все это либо сном, либо подарком от Бога.
Александра не отрывалась от окна, проезжая знакомые улицы, которые выглядели совсем иначе. Были здесь и незнакомые ей дома, видимо новостройки. Но они тоже не упирались крышами в небо. Самыми высокими были пятиэтажные. Кирпичные, с красивыми эркерами, небольшими коваными балконами, заваленными сейчас снегом.
Ей начинало нравиться то, что она видит и настроение поднималось все заметнее. Жаль было только одного: уехать из Москвы, не
