Да потому что ты мне сказал, что их надо занести очень срочно, — огрызнулась я, тоже переходя на «ты» и нервно пытаясь пригладить взъерошившиеся волосы. Господи, я выгляжу как ошпаренная кипятком курица. — Дважды напомнил. Иначе мне что, по-твоему, делать бы было нечего — возвращаться на работу по такой погоде?
— Считай, что это мой промах.
— Прекрасно, буду считать, — сказала я. — А теперь я пойду? В такой снег ни одно такси не вызовешь.
— Так я тебе предлагаю поехать со мной, а не на такси. — Макаров поправил воротник куртки у зеркала и все-таки обернулся. — Если бы не упражнялась в остроумии насчет компенсации, сразу бы поняла.
С ним, на машине?
— Нет уж, большое спасибо, — сказала я с усмешкой. — Мало мне слухов.
— Юстин, да я тебе не спать со мной предлагаю, а добраться до дома. — Ростислав потер висок кончиками пальцев, и я вдруг поняла, что не препирается он со мной наверняка потому что устал так же зверски, как и я. — Короче, как хочешь. И если ты знаешь, почему не заткнешь им рты?
— Да я узнала только неделю назад, — пробормотала я растерянно, провожая его взглядом: взял со своего стола телефон и ключи, выбросил в мусорную урну пустой пластиковый стаканчик и салфетку, выключил МФУ-шку (прим. — многофункциональное устройство, совмещает в себе принтер/сканер/ксерокс), щелкнув по кнопке… — А сколько знаешь ты?
— С первого дня, как тебя повысили.
Брови мои снова удивленно взлетели.
— И тебя это не волнует?
— Поверь, какие-то бабские сплетни — меньшее, что меня волнует на работе, — сказал Ростислав, открывая мне дверь. — Так что, едем?.. Третий раз предлагаю уже. Или так и будешь ерепениться?
— Выбирай выражения, — сказала я уже без злости, выходя следом за ним в коридор.
— В смысле, «выбирай выражения, хам?» — уточнил он.
Мы спустились в фойе, не прекращая препираться, и на мгновение оба замерли у дверей, ошеломленные непроницаемой стеной дождя и снега, укрывшей ночь.
— Придется бежать, — сказал Ростислав, невозмутимо застегивая замок куртки. Взглянул на меня, протянул руку. — Давай руку и береги каблуки, я бегаю очень быстро. Вон та темно-серая, видишь, подмигнула нам?
— Да там метров пятьдесят, ты с ума сошел? — Я даже попятилась. — Я морально не готова.
— Ну извини, в следующий раз подгоню к двери и постелю ковровую дорожку, — съязвил он. — Вперед.
Я никогда еще не бегала под дождем, взявшись за руки, тем более с чужим мужем и моим собственным начальником. Его рука крепко держала мою руку, и эти пятьдесят метров я почти пролетела, не касаясь ногами земли. Это оказалось даже… весело.
Мы забрались в машину, промокшие до нитки и смеющиеся, как дети. Я полезла в сумку за бумажными салфетками, чтобы мы оба могли вытереть лица, пока салон наполнял теплый воздух из кондиционера, и увидела на экране пропущенный звонок.
Незнакомый номер. Никогда не перезваниваю на незнакомые номера.
— Уже потеряли дома?
Я покачала головой и убрала телефон в сумку.
— Понятия не имею, кто это.
Мы завели разговор о защите бюджета, которая должна была состояться на следующей неделе, и дорога прошла незаметно.
В окне моей квартирки на первом этаже было темно, пусто и одиноко, и мне как-то даже не очень хотелось уходить из уютной теплой машины, в которой горел свет и пахло кедром и сандалом.
Правда, реальность почти сразу напомнила о себе: у Ростислава зазвонил телефон, и это была его жена Лида.
— О, а вот моя благоверная меня потеряла, — сказал он, снимая телефон с держателя и поднося к уху. — Я еду. Что там Сережка делает, поел он? Выгони его из-за компьютера, пусть поест…
Я вдруг почувствовала себя виноватой и одновременно почему-то раздосадованной, и как-то даже холодновато попрощалась с Ростиславом до послезавтра. Но когда он уехал, еще долго стояла в подъезде и смотрела в начавшуюся метель.
Уже в квартире я услышала, как звонит телефон, и это снова был незнакомый номер, и на этот раз я взяла трубку и ответила.
— Да.
— Привет, — сказал мой будущий муж. — Ты там не надумала удалить меня из черного списка? Может, все же поговорим?
Глава 4
С моим будущим мужем Костей Лукьянчиковым мы встречались три года с перерывами и безобразно расстались за месяц до того, как я села в поезд до Нового Уренгоя. Он то бесил меня своим взрывным темпераментом и дичайшей ревностью, то приводил в умиление готовностью помочь с чем угодно, начиная от огорода и заканчивая ремонтом дома.
В какой-то критический момент мы разорвали все отношения, поклявшись в вечной ненависти и добавив друг друга во все возможные черные списки.
Вот только когда ты живешь в деревне, где все население — полторы тысячи человек, черные списки не помогают.
* * *
В тот вечер незадолго до моего отъезда я, как обычно, взялась готовить ужин и обнаружила, что в доме кончилась картошка. Делать нечего: пришлось, взяв ведро, спускаться в наш темный погреб самой. Папа и мама вот-вот должны были вернуться каждый со своей работы, а ужин нужно было приготовить к их приходу.
Я надеялась, что успею.
Я не включала свет на улице, и потому заметила тлеющую в темноте у двери сигарету сразу. Нахмурилась, ухватила ведро с картошкой покрепче и пошла навстречу незваному гостю, вздернув голову и мысленно готовясь к очередной битве.
«Иди к черту, Юся».
«И ты туда же проваливай».
— Лукьянчиков. — Мой голос пока звучал спокойно. — Зачем пожаловал?
Он стоял, прислонившись к косяку двери, и курил свою неизменную «спичку» что-то там Superslims, лениво выпуская дым в холодный осенний воздух. Я не видела его почти месяц, но глаза б мои на него не глядели, честно. Тощий, длинный, нескладный…
И что я в тебе нашла? Посмотреть же не на что.
— Ну, привет.
А вот бархатный лукьянчиковский тембр мог заворожить. Приезжие даже оборачивались на улице, бывало, услышав, как Костя произносит… что угодно.
— Ну, пока, — сказала я, останавливаясь у двери и задирая голову, чтобы посмотреть Косте в лицо. — Пройти дашь?
В темноте его зеленые, чуть раскосые глаза казались черными, но Костя тут же исправил положение, нажав на выключатель у двери. Яркий
