- Вишь, дрожит вся. Переодеть бы её, чай не лето, а то заболеет и, действительно, помрёт, - продолжил мужской голос.
- Типун тебе на язык, Касьян!
Заохала женщина.
- На всё воля Божья.
Послышался другой женский голос.
- Видно, не время ещё в священные чертоги отправляться. Как только выжила? Столько времени под водой пробыла. Да и прав Касьян, не лето, вода холоднющая!
- Переодеть барыню нужно.
- Там в повозке, в саквояже смена белья и платье тёплое. Сестры в дорогу собрали.
- Касьян, неси саквояж из повозки. Да колесо чини, барыню скорее в дом нужно, обогреть. Как бы, действительно, не приболела.
Меня снова затормошили, и сознание уплыло в темноту. Мне снился сон.
Девочка лет пяти с длинными каштановыми волосами в розовом кружевном платье, рядом с ней красивая молодая женщина. Собирают цветы и, смеясь, плетут венки. Обе такие счастливые.
Дождь. Молодая женщина лежит в гробу, усыпанная цветами. Рядом большой широкоплечий мужчина… отец девочки. Он, не отрываясь, смотрит на гроб, рядом с ним стоит бледный, как снег, испуганный паренёк. Брат. Сама девочка захлёбываясь слезами стоит чуть в стороне, уткнувшись в передник пожилой женщины.
С веток деревьев слетают последние жёлтые листья, под ногами похрустывает первый ледок. Девочка садится в крытую повозку, оглядываясь, смотрит последний раз на большой дом. Хлёсткий ветер бросает в лицо пригоршню первых снежинок. Пора, её ждут в женском монастыре. Теперь монахини займутся её воспитанием.
Такая тоска сдавила мою грудь, что чуть не задохнулась. Вздохнула посильней, прохладный воздух хлынул в лёгкие, от неожиданности закашлялась. Голову сразу приподняли, давая мне отдышаться.
- Очнулась деточка! Слава Богам!
С огромным усилием разодрала глаза, моргая и щурясь. Прямо в лицо светит яркое солнце, вызывая слёзы. С трудом удалось сфокусировать взгляд. От напряжения начинает пульсировать в висках. Раз я чувствую боль, значит по-прежнему жива.
И я, определённо, в лесу! Вокруг деревья, совсем рядом горит костёр, давая живительное тепло. Моё тело завернуто в старое одеяло, жёсткое и колючее.
У соседнего дерева пасётся лошадь, а у костра хлопочет женщина в странном одеянии монахини. Даже отсюда видно, что сшито оно из грубой, словно домотканой ткани. Да и фасон немного незнакомый, хотя я не очень разбираюсь в моде церковного одеяния.
Волосы падают на глаза, закрывая обзор. Поднимаю руку убрать непослушный локон, и замираю, глядя на пальцы. Где мой безупречный французский маникюр? Ногти на руке коротко и неровно пострижены, ни намёка на лак.
Подхватываю пальцами волосы. Локон длинный, я никогда такой длины не носила, особенно последние годы, предпочитая короткую стрижку, которая значительно экономила мне время на укладку.
- Ох, и напугала ты меня, милая!- послышалось над самым ухом. И только сейчас я осознала, что моя голова лежит на коленях у женщины в длинной шерстяной юбке.
- Нянюшка!
Сама не поняла, как это слово сорвалось с моих губ.
- Очухалась.
Монахиня у костра тоже заметила, что я пришла в себя.
- Давно пора, нам бы затемно до постоялого двора добраться.
- А я вам, сестра Лусинда, сразу сказала, что можете назад воротаться. Я барыню встретила и домой сама доставлю. Авось повозка и не опрокинулась бы! И кровиночка моя в реку то не упала!
Женщина, у которой я так и лежала на коленях, прозрачно намекала на излишний вес сестры Лусинды. Женщина, действительно, поражала своими объёмами.
Монахиня зло зыркнула в нашу сторону, и отвернулась.
Я попыталась сесть. Голова немного закружилась, деревья покачнулись, грозясь опрокинуться, но меня придержали заботливые руки.
- Каталина, деточка моя, сейчас, сейчас я тебя горячим отваром напою.
Женщина встала, поправляя длинную широкую юбку. Платок на голове скрывал её волосы. Толстая кофта из валяной шерсти украшена оторочкой из овчины. Я с удивлением разглядывала странную одежду, а когда глянула в лицо, то сразу узнала ту самую женщину, которая обнимала маленькую девочку там, в моём сне. Она стала много старше, но легко узнаваема.
Похлопотав у костра, женщина принесла мне большую глиняную кружку, от которой валил пар.
- Горячее, не обожгись, - протянула она мне кружку.
Я обхватила её двумя руками, наслаждаясь теплом, согревающим ладони. От отвара приятно пахло травами, с удовольствием сделала первый глоток. Горячее варево согревало продрогшее тело, возвращая к жизни.
Вскоре прошла и головная боль, и озноб. Оставался только вопрос, что со мной приключилось? Его-то я и озвучила.
- Что случилось? Ничего не помню.
- Да как же, деточка моя? Аль ты головой сильно стукнулась?
Женщина, которая в моем сознании стойко ассоциировалась со словом «нянюшка», всплеснула руками и принялась ощупывать мою голову.
Её шершавые пальцы ласково рылись в моих волосах, слегка царапая нежную кожу, пока не нащупали что-то на затылке.
- Ох, шишка, что твоя слива! Ничего, я тебе мази приложу, как рукой снимет!
Пока нянюшка проводила все эти манипуляции, сестра Лусинда подозрительно посматривала на меня. Узкие губы, сжатые в тонкую полоску, явно намекали на её недовольство. Под этим взглядом я поостереглась расспрашивать дальше, что же на самом деле произошло.
Допив отвар, вернула кружку нянюшке.
- Как ты, деточка?
Сердобольная женщина заглядывала мне прямо в глаза, и я видела, что её забота искренняя. Она, действительно, беспокоилась о моём состоянии, в отличие от сестры Лусинды, которая, фыркнув, отвернулась.
- Всё хорошо, нянюшка, только устала очень, можно я ещё немного полежу?
- Полежи, полежи, деточка.
Меня снова заботливо закутали в жесткое одеяло, которое нещадно кололось, а под голову подсунули большую сумку из грубой кожи, донельзя затёртую и старую.
Свернувшись калачиком, подтянув колени повыше, прикрыла глаза. Мне нужно время, чтобы обдумать и понять случившееся.
