Я моментально закрутила газовые краны, распахнула окно иподтащила к нему этого придурка. Дело в том, что он, в отличие от шлюхи надиване, подавал еще признаки жизни, хотя лицо его было изумительногосеро-синего цвета и опухло, как надувная резиновая подушка.
Свежий воздух и весенний холод оживили его, он зашелсяжутким кашлем, а потом его начало рвать. Наконец в глазах у него появилосьосмысленное выражение, он увидел меня, потом скосил глаза на собственнуюмалопривлекательную наготу и с трудом проговорил:
— Ты.., ты как здесь?
— Обыкновенно, — ответила я тихо, хотя внутри всеклокотало от бешенства, — а ты?
— Я? — Он с трудом повернул голову, потомвздрогнул, потому что кухня здорово выстудилась; окно я распахнула настежь, ана улице середина апреля — не больно жарко. — Я.., вот тут…
Понемногу до него доходили все предыдущие события, во всякомслучае, я готова была поклясться: он вспомнил, что пришел сюда в этот раз вовсене со мной. Уж очень паскудно забегали у моего ненаглядного глазки.
— Что происходит? — Он клацнул зубами.
— Это я тебя хочу спросить. — Я закрыла окно,после чего вымыла руки тут же, на кухне.
— Хо-холодно…
И, поскольку я молчала, ничуть не разжалобившись егонесчастным видом, ненаглядный решил прояснить для себя ситуацию:
— Тут больше никого нет? — задал он осторожныйвопрос.
— Как тебе сказать? — притворно задумаласья. — Думаю, все же кто-то есть.
Он тяжело вздохнул и воззрился на меня, ожидая неизбежногоскандала.
— Тебе лучше самому посмотреть в комнате, —злорадно продолжила я.
Он снова тяжко вздохнул и потащился в комнату. Я в упоенииприслушивалась. Вот тяжелые шаги протопали по прихожей, дверь .в комнатуотворилась, вот четыре медленных шага до дивана… Для того, чтобы понять, чтодевица на диване — покойница, мне понадобилось не больше двух секунд. Но у ненаглядногов голове туман из-за отравления газом, так что ему потребуется гораздо большевремени… Ну вот, дошло: я услыхала протяжный стон и глухой звук падения тела напол.
Я пулей кинулась в комнату. Как бы он совсем копыта неотбросил?!
Оказалось, однако, что сознания ненаглядный не потерял,просто ноги его больше не держали от стольких потрясений, так что упал на полон осторожно, ничего себе не повредив. Глаза его были какого-то сизого цвета,губы прыгали, как две лягушки, — кстати, и цветом они напоминали лягушек.
— Ч-что это? — ненаглядный глазами показывал надиван.
— Знаешь, мне это надоело! — взорвалась я. —Возьми себя в руки наконец и осознай, что это — твоя мертвая девка.
Я подошла к дивану поближе и добавила спокойно:
— Судя по темным пятнам на шее и вытаращенным глазам,ее кто-то задушил.
Ненаглядный вдруг вскочил на ноги и бодро заторопился вванную, откуда вскоре послышались характерные звуки: его опять вырвало.
Я взяла простыню и прикрыла голую покойницу. Потом я закрылаокно, собрала в комнате разбросанную одежду ненаглядного и отнесла на кухню.Газом пахло, но гораздо слабее.
— Ты скоро? — заглянула я по дороге в ванную.
— Д-душ, — заныл он.
— Обойдешься. Не до душа сейчас. Умойся наскоро, зубыпочисти и выходи.
Он не посмел спорить.
Я немного прибралась на кухне, чтобы там можно было спокойнопоговорить, хотя вряд ли у нас получится спокойный разговор. Но я решила ненервничать попусту и не ругаться с ненаглядным — все равно дело, чтоназывается, сделано, и нам нужно сообща подумать, как выбраться из создавшегосяположения с наименьшими потерями. Мои оскорбленная женская гордость и обида наподлого изменщика как-то отошли на второй план.
Он вошел уже в трусах и стал надевать брюки, путаясь вштанинах. —С пуговицами на рубашке он тоже возился слишком долго — рукидрожали.
— Ну? — нарушила я наконец затянувшеесямолчание. — Что здесь произошло?
— Ну… — замямлил он.
— Слушай… — зловеще прошипела я, — сейчас жерассказывай, кто такая эта девица! Где ты ее подклеил, и что случилось потом?Рассказывай подробно и не смей врать, я все равно узнаю!
Он испуганно на меня покосился, но послушно забубнил. Вообщевесь он выглядел поникшим, как сдутый воздушный шар, и голос стал каким-тохриплым.
— Я ехал с работы, а она попросила подвезти.
— Где это было? — перебила я.
— Ну там, на проспекте Равенства, как только я состоянки выехал.
— Дальше! — резко приказала я.
— Ну, по дороге разговорились.., и она… дала понять… —Он надолго замолк.
— В общем, она сама тебя подклеила, а ты икупился, — припечатала я.
Ответом мне был душераздирающий вздох.
— Катя, прости меня, — прошептал он, глядя в пол.
— Ты что — рехнулся? — подпрыгнула я настуле. — Ты думаешь, я злюсь из-за того, что ты привел эту девку? Да поймиты наконец, что она мертвая. Мертвая! — проорала я. — И если мынемедленно не придумаем как быть, нам с тобой обеспечены огромные неприятности.
— Тише! — Он испуганно покосился на окна;
— Соображаешь! — обрадовалась я. — Не совсеммозги отшибло. Рассказывай дальше, не стесняйся.
— Так, как-то случайно, я ей предложил сюда поехать.
— Случайно… — протянула я. — А может, это онапредложила?
— Она была не против. — В голосе этого Казановы яуслышала самодовольные нотки — Так сразу и поехали?
— Ну да, она еще спросила, отдельная ли квартира иможно ли остаться ночевать.
— Так-так, кое-что проясняется… Значит, ты привез еесюда. Никуда больше по дороге не заезжали?
— Да, — вспомнил ненаглядный, — на вокзалзаезжали, сумку она там оставила.
— Какую еще сумку?
— Сумка у нее была, довольно большая, а пальто не было.
— Налегке, значит… Ты продолжай, продолжай!
— Ну.., я… — снова замямлил он.
— Сюда приехали, постельку ты расстелил. Простыни хотьпоменял? — издевалась я. — А потом что было?
— Потом я в душ пошел.
— Как всегда, — согласилась я, — привычкитвои мне известны.
— В коридор вышел, только помню, что в голове будточто-то взорвалось, — и все, сознание потерял. Очнулся — ты сидишь, и газомвоняет.
Очевидно, такой медленный подробный разговор оказал наненаглядного положительное воздействие, потому что он как-то подобрался ивыглядел уже не так кисло.
