Кроме того, Патрик доверил ему Гундамурру, и он не может подвести его.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Меган закончила традиционный утренний обход, чтобы убедиться, что все ее распоряжения выполняются, удостовериться, что не возникло никаких новых проблем, и просто поговорить с людьми, которые еще оставались жить в поместье, заверить их, что со смертью Патрика в их жизни ничего не изменится.
Она должна была бы почувствовать облегчение оттого, что унылое, мрачное настроение, владевшее всеми последние дни, начинает рассеиваться, но не почувствовала, а все из-за того, что он приехал. И неважно, что Рик Донато и Митч Тайлер тоже здесь. Именно Джонни вызывал улыбку на угрюмых лицах людей…
Ох уж это его пресловутое обаяние…
Оно было таким же естественным для него, как дыхание.
Но она хорошо помнила, какой была маленькой наивной дурочкой, увидевшей в этом обаянии нечто большее. Она ошиблась, решив, что является для него особенной… Нет, Джонни излучал свое обаяние на всех и каждого в абсолютно равной степени — оно было его фирменной маркой в том мире шоу-бизнеса, где он теперь обретался и был звездой. На самом же деле его обаяние ничего не значило. Абсолютно ничего.
Пройдя мучительный путь осознания этого, Меган справилась с болью и стала жить дальше.
Ей было бы намного легче, если бы Джонни Эллис навсегда исчез из ее жизни, но он снова и снова возвращался в Гундамурру, а она снова и снова чувствовала себя дурочкой из-за того, что ее по-прежнему влечет к нему. Но их пути никогда не пересекутся. Блистательная мишура шоу-бизнеса, весь мир у его ног и… Гундамурра.
Разве отец не понимал этого?
Как он мог так поступить?
Неужели он думал только о деньгах, когда писал свое завещание, остановив свой выбор на человеке, который может потратить несколько миллионов долларов и даже не заметить этого?
Но деньги ничего не значат, как и обаяние Джонни.
Меган решила, что примет от него только то, что поможет Гундамурре выжить. Конечно, ей не избежать разговора с ним. Тем более что он уже здесь, прилетел вчера вместе с Риком.
Наверняка Митч уже рассказал ему о завещании. Меган устыдилась собственных мыслей Джонни не мог не приехать на похороны отца.
Оставалось только надеяться, что его новая кинематографическая карьера будет держать его вдали от Гундамурры. В конце концов, отца больше нет, и Джонни теперь незачем приезжать.
Меган смахнула непрошеные слезы и вернулась в дом. Она уговаривала себя не испытывать обиду на отца, но все равно к горю примешивалось недоумение — как он мог поставить ее в такое невыносимое положение, сделав Джонни совладельцем Гундамурры?
Первый шок после прочтения завещания сменился возмущением, яростным желанием оспорить его. Она спорила с сестрами, но те наотрез отказались оспаривать решение отца, оставив ее без поддержки.
Она попробовала найти поддержку у Митча, высказав предположение, что Джонни каким-то образом повлиял на отца. Разве не мог он воздействовать на него своим обаянием? Пронзительно-голубые, как лазер, глаза Митча смерили ее уничтожающим взглядом.
— Разве твой отец заслужил, чтобы ты так о нем думала?
Митч ждал ответа, но Меган хранила упорное молчание, корчась внутри от стыда за свои слова.
— Если ты хочешь оспорить завещание Патрика, я тебе не помощник. Я выступаю от его лица и сделаю все, чтобы его желание было выполнено.
По меньшей мере так я смогу отплатить ему за то, что он сделал для меня.
Благородная прямота Митча не могла не подействовать на Меган, но она все еще не хотела сдаваться.
— Но почему Джонни? Ведь вас было трое, и он любил вас всех. Разве ты не чувствуешь себя… преданным?
Да, ей было бы трудно делить Гундамурру с любым из них, но каждый из них мог бы и хотел помочь. Почему же тогда именно Джонни, вся жизнь которого проходит на публике, которая обожает его и ради которой он живет?
— Ты действительно не понимаешь выбора своего отца?
— А ты понимаешь? — с вызовом парировала Меган.
— Конечно. И я, и Рик. Я думаю, ты должна поговорить с Джонни прежде, чем предпринимать какие-то шаги. Тебе может не нравиться то, кем он был…
— Мне не нравится, кем он стал, — отрезала она.
— Ты навесила ярлык на человека, которого совсем не знаешь, Меган. Джонни до сих пор не реализовал себя, вернее, того человека, которым он является на самом деле. Я думаю… — Митч сделал паузу, серьезность уступила место иронии. Патрик учил тебя играть в шахматы?
— Конечно. Мы часто играли с ним.
— Он всегда предпочитал атаковать конем.
— Какое отношение это имеет к нашему разговору?
— Он был стратег, Меган. Он всегда очень тщательно просчитывал свои ходы. Не стоит недооценивать этого его качества, когда будешь разговаривать с Джонни. Гундамурра была смыслом жизни Патрика, так же как и твоей, и он прекрасно знал, что делает, составляя завещание.
Тот разговор навсегда запечатлелся в памяти Меган. Она не была бессердечной и никогда не ревновала отца к трем мальчикам, которые стали для него родными. Она просто не хотела, чтобы Джонни Эллис снова вернулся в ее жизнь. Она вообще удивлялась, как это он до сих пор не женился на одной из тех великолепных женщин, с которыми якшался в своей мишурной жизни поп-звезды.
Так или иначе, после похорон он вернется на съемочную площадку своего вестерна. Вот и пусть держится подальше от Гундамурры, позволив ей поступать так, как она считает нужным.
Может быть, ей даже удастся убедить его поступить именно так.
С этой мыслью Меган вошла в дом и направилась в кухню. Если Джонни уже проснулся после перелета из США, он наверняка на кухне и Эвелин закармливает своего любимца всякими вкусностями.
Домоправительница жила в доме Магуайров всю свою жизнь. Она родилась в Гундамурре, и мать Меган взяла ее в дом, научила вести хозяйство и еще многим вещам, пока страшная болезнь не свела мать в могилу. Дом остался на Эвелин, которую все любили и уважали, но ее отношение к Джонни как к божеству ужасно раздражало Меган. Эвелин не уставала слушать его песни, прокручивая их на магнитофоне снова и снова.
Меган открыла дверь кухни и растерянно замерла на пороге. Всегда сдержанная и рассудительная Эвелин рыдала на широком плече Джонни Эллиса, его щека прижималась к ее макушке.
Одной рукой Джонни обнимал домоправительницу, а другой ласково поглаживал по спине.
Было понятно, что горе Эвелин и напряженность последних дней нашли наконец выход. Меган словно приросла к месту, вдруг осознав, что ни она сама, ни сестры, погруженные в собственную печаль, даже не подумали, что испытывает Эвелин, продолжая исправно заботиться о них. И вот теперь именно Джонни дал ей то, в чем она так нуждалась, — понимание, утешение и плечо, на котором можно выплакаться.
