Из окна была видна старая башня, самое высокое место во дворце. Днем я успела разглядеть, что балкон, бывший ненадежным еще десять лет назад, так и не удосужились с тех пор отремонтировать, и теперь, наверное, на него просто опасно выходить…
Жаль. С этим балконом было связано одно из лучших наших приключений; презрев запрет, мы полезли в башню. Карабкались по лестницам, рвали лбами паутину, подавали друг другу руки и добрались наконец до верхней площадки. Тут Темран долго возился со ржавым замком (а ключ он накануне стянул у мажордома). Я стояла рядом и молча молилась, чтобы замок не поддался, потому что мне было по-настоящему страшно.
Замок поддался. Полумрак сменился светом, Темран с криком восторга шагнул на балкон, протянул руку – я отшатнулась – он обозвал меня трусишкой и сказал, что такого – такого! – не видел никогда в жизни…
Помню, мы стояли на башне, Темранова белая рубашка хлопала, как парус, ветер ревел в ушах, а впереди – и внизу – расстилалось такое море, какого я никогда не видала прежде. Колоссальное, на полмира, со сложившимися в узоры оттенками воды, с гладкими дорожками на месте давно прошедших кораблей, с изогнутым, как лук, горизонтом – море-чудо, море-чудовище…
Мы стояли, вцепившись в поручни и друг в друга, и даже говорить не могли – во-первых потому, что ревел ветер, а во-вторых потому, что слова были не нужны.
Это было странное мгновение. Мне казалось тогда, что во мне дремлет что-то, и оно проснется в один прекрасный день – скоро, – и об этом узнает все человечество. Кажется, и Темрану пришло в голову то же самое…
* * *
Когда на другое утро невест собрали в мраморном зале, я поняла, что не только нас с Реммой бежал в эту ночь сон. Ночных мечтательниц выдавали покрасневшие веки и лихорадочный блеск в глазах.
– Милые гостьи! Вас осталось здесь девятнадцать прекрасных дев, каждая из которых достойна стать королевой. Но королевой станет одна. Сейчас в этот зал внесут некий предмет…
Церемониймейстер взмахнул рукой. Два лакея, пыхтя, притащили весы, подобные аптечным, но выше человеческого роста. Бронзовые чаши весов были похожи на тазики для стирки белья.
– Все. Толстухи едут домой, – прошептала мне на ухо Ремма.
Я невольно огляделась. Лица полных невест, обычно румяные, теперь несколько побледнели.
– Его величество король! – воскликнул церемониймейстер.
Темран поклонился, приветствуя нас; невесты низко присели, опустив головы.
– Милые гостьи, – сказал Темран без улыбки, но очень искренне. – Я бесконечно рад всех вас видеть сегодня. И я буду бесконечно раз услышать вас, потому что каждое ваше слово так много значит для меня… Впрочем, сейчас вы убедитесь в этом.
За его спиной возник слуга с атласной подушечкой в руках. На подушечка покоился тонкий золотой венец, зубцы его, усыпанные драгоценными камушками, поблескивали остро и празднично.
– Эту замечательную вещь, – сказал король и взял венец с подушечки, – я кладу на одну чашу весов…
Золото и бронза негромко звякнули, встречаясь. Чаша весов медленно опустилась на блестящий паркет. Темран обвел взглядом напряженные лица невест; улыбнулся успокаивающе:
– Что вы, это вовсе не трудное испытание. Так, пустяки… Каждая из вас должна говорить дерзости мне, своему королю. Самые дерзкие дерзости, на какие только сможете решиться. С каждым новым оскорблением я стану класть на весы монетку, пока чаши не сравняются. К сожалению, те из моих милых гостий, кто не сумеет уравновесить весы, не смогут продолжать борьбу за право стать королевой… Ясно?
Бледные девушки переглядывались, будто спрашивая друг у друга: я не ослышалась? От Темрана и не такого можно ожидать, подумала я с некоторым даже восхищением.
Церемониймейстер выстроил обомлевших невест в круг и в центре его запустил волчок со стрелкой. Стрела вертелась, будто указательный палец, девушки смотрели на нее с ужасом. Наконец, стрелка указала на совсем юную, болезненно стройную аристократку с тонкими, как веточки, руками; та попыталась увернуться, но не тут-то было.
– Прошу вас, любезная, э-э-э, – церемониймейстер справился с реестром, – благородная дева Онита, прошу вас, подойдите к королю и скажите ему подобающую случаю дерзость.
Слегка подталкиваемая в спину, благородная дева обогнула весы. Остановилась перед Темраном, растерянно переводя взгляд с короля на пустую бронзовую чашу.
– Ваше время ограничено, – ласково сказал Темран, и стоящий рядом лакей поднял и показал всем песочные часы.
Невеста затравленно молчала. Церемониймейстер подал знак, слуга перевернул часы, песок посыпался.
– Прошу вас, – король подбросил на ладони тяжелую монетку. – Итак?
– Я боготворю вас, – пролепетала благородная дева.
– Это не дерзость, это признание… Время течет, говорите скорее какую-нибудь низость или грубость. За особо утонченное оскорбление я буду бросать по две монетки, даже по три… Ну же?
– Я не могу, – прошептала благородная дева, стремительно зеленея лицом. – Я… я сейчас лишусь чувств.
– Держитесь, – по-дружески посоветовал Темран.
– Я люблю вас! – выкрикнула несчастная жертва.
– Когда же вы успели меня полюбить? Вдруг я вовсе не такой, каким кажусь, каким все вы меня видели, когда писали сто строк о любви?
– Н-нет…
– О любви писать легко, а сказать дерзость в глаза, во так, запросто – не можете?
– Вы жестокий, – прошептала неудачница.
Король пожал плечами и бросил на весы единственную монетку. Рычаг даже не дрогнул.
– Время истекло, – объявил церемониймейстер.
Темран поклонился аристократке, а та, не отвечая на поклон, опустилась на пол, будто увядший цветок. Лакеи подхватили ее и вынесли прочь – так быстро и деловито, будто всю жизнь только и делали, что приводили в чувство упавших в обморок дам.
Темран поглядел на оставшихся в зале претенденток – в глазах его прыгали давно знакомые мне искры. Такие веселые, кусачие чертики.
В полной тишине церемониймейстер заново запустил вертушку. Следующей к королю отправилась Ремма, и Темран встретил ее насмешливым поклоном.
Хотя, может быть, только мне эта насмешка и была видна?
Слуга перевернул часы.
– Вы жестокий, – начала Ремма, сразу же используя опыт предшественницы.
– Повтор, – улыбнулся Темран. – Не считается.
Ремма судорожно сжала кулаки. Разжала их снова. Сцепила пальцы перед грудью:
– Вы… нехороший.
Одна маленькая монетка упала на чашу весов. Темран покачал головой:
– Беззубо. Засчитаю для начала. Еще?
Ремма взглянула сквозь весы на нас, будто ожидая, что ей подскажут.
