– Я перевяжу твою рану. У меня есть снадобье из паутины и помета короеда, оно заживляет очень быстро. Только не здесь, пойдем отсюда. Я покажу тебе укромное место.
Они отошли на границу Леса, на место, где Шенн обычно спал. Несколько упавших деревьев и свисавшие с крон лианы создавали небольшой укромный уголок, совершенно незаметный постороннему глазу. Дозорный жестом предложил сесть на ложе из мягкой пахучей травы, отбивавшей любой запах, и дернул себя за рубаху, показывая, что надо снять верхнюю одежду.
Красноволосая что-то произнесла, но подчинилась, не сводя с Шенна пронзительных синих глаз. Она положила блестящие крюки рядом и сняла странную кожаную куртку с вывернутым наружу мехом, распоротую жуткими когтями. Под ней оказалась рубашка, белая-белая, с синим шнурованным вырезом. Шенн никогда не видел такой. Из чего она сделана? Материал был тонкий и мягкий и совершенно не походил на траву. Рукава рубахи грубо оборваны, и на голой руке юноша увидел рану с сочащейся кровью. Под ложем из трав он нащупал кожаную флягу с водой и, подобравшись ближе, осторожно промыл рану, чутко прислушиваясь к происходящему в Лесу. Рев монстра мог привлечь внимание других дозорных или кого-нибудь еще – надо быть наготове. «Наготове к чему? – думал Шенн, украдкой разглядывая девушку. – Если нас заметят вдвоем, ее убьют сразу, а меня отведут на суд к Хозяину Леса!» В том, что приговор будет единственным и страшным, Шенн не сомневался. Почему же он не убьет ее? Почему вместо того, чтобы проломить красноволосой голову палицей, он залечивает ей рану? Шенн понял почему, еще раз взглянув в глаза девушки. Он может отпустить ее и вывести за пределы Леса, но как он станет жить без этих глаз и чудесных огненных волос? Как она выживет одна, раненая, ведь по Лесу бродят твари и сильнее, и опасней того чудища!
Мазь густым коричневым слоем покрыла рану, а поверх нее Шенн наложил повязку. Юноша закончил работу и отодвинулся на расстояние вытянутой руки. Красноволосая заметила, как он смотрел на нее, и улыбнулась. «Она понимает, что нравится мне», – подумал Шенн. Он приложил ладонь к груди и назвался:
– Шенн, – потом протянул руку к ней. Пальцы едва не коснулись ее груди, довольно заметной под полупрозрачной рубашкой. Левой рукой красноволосая поправила прядь, упавшую на лицо, и назвала себя:
– Далмира.
«Ее зовут Далмира, – подумал Шенн, – какое необычное имя! Такое же красивое, как и она сама! Выходит, старейшины говорят неправду, и люди Снаружи не жестоки и кровожадны, иначе она бы попыталась убить меня!»
– Здесь опасно, тебе надо уходить, – сказал он, – но не бойся, со мной ты в безопасности!
Произнося эти слова, Шенн бахвалился: в действительности он не мог поручиться ни за ее жизнь, ни за свою. И пусть она не поняла ни слова, его уверенная речь должна успокоить девушку.
Он медленно протянул руку к лежащему крюку и вопросительно посмотрел ей в глаза:
– Могу я посмотреть это?
Красноволосая не препятствовала, но что-то произнесла в ответ, и тон ее голоса стал… нет, не угрожающим. Скорее, предупредительным. Шенн понял: она разрешает потрогать оружие, но предупреждает, что наготове. Шенну нравилась такая осторожность, он ощущал, что с него не сводят глаз и следят за каждым движением, но также чувствовал, что Далмира не нападет первой.
Он взял в руки резную полированную рукоять из странной кости, непохожей на кость животного, и первым делом попробовал ногтем остроту лезвия. Ого! Таким ножом запросто вспорешь толстую шкуру короеда, а ведь наши деревянные дротики просто отскакивают от нее! Но почему лезвие такое кривое? Ведь лучше сделать обычный прямой нож!
Далмира заметила его удивление и улыбнулась, показав ровные белые зубы. Она протянула руку, и Шенн не без сожаления отдал странный нож. Девушка сунула плоские крюки в специальные ножны на поясе и поморщилась – видимо, рана давала о себе знать. Из-под плаща виднелись лишь рукояти.
– Интересно, какой он, мир Снаружи? – спросил Шенн и горько пожалел, что они не могут понять друг друга. Сколько можно узнать нового, будь у них один язык! Но даже если бы он и узнал что-либо, что проку? Как рассказать об этом родичам? Ведь старейшины не дозволяют даже спрашивать о том, что происходит Снаружи! Они говорят, что существа, обитающие там, прокляты, они несут только зло – и люди и звери, поэтому их нужно убивать. Убивать всякого, преступившего границу Леса. Он не выполнил первую, наиглавнейшую заповедь и теперь, пусть даже отпустит Далмиру восвояси и никто не узнает о его оплошности, как жить, зная то, чего не знает никто из рода Зверя? Как хранить знание, ни словом, ни полусловом не выдавая его? Шенн замер, почти физически ощущая, как по миру зазмеилась огромная трещина, разделяя старое и новое, правду и вымысел.
«Даже если я убью ее, – вдруг понял Шенн, – это ничего не изменит. Потому что правду нельзя убить. И если я видел, никто не разубедит меня, что этого не было, даже Кирм!»
Он встрепенулся: совсем забыл, что вот-вот должна прийти Глеонн и принести еду. Как же он оплошал! Нужно спрятать Далмиру и так, чтобы Глеонн не учуяла ее. А нос у Глеонн чуткий, даже лучше, чем у Шенна!
Он вскочил, разгреб постель и жестом показал девушке, что надо ложиться.
– Прячься, прячься! – повторял он, но она не понимала. Шенн схватил ее за руку и попытался затащить на траву, но красноволосая неуловимым движением освободилась от захвата, и с завернутой за спину рукой Шенн уткнулся носом в траву. Встать он не мог: Далмира контролировала все попытки освободиться, выкручивая руку так, что Шенн не мог сдвинуться с места. Далмира что-то сказала, и Шенн почувствовал нотки презрения. Но что он сделал не так? Он ведь хотел всего лишь спрятать ее! А если сейчас придет Глеонн?
Наконец, его отпустили. Но перед этим Далмира обшарила его одежду и лишила юношу костяного ножа и дротиков. «Она больше не доверяет мне! – огорченно подумал Шенн. – Но почему?» Удивительно, но он жалел о потере ее доверия больше, чем об утраченном оружии.
– Понимаешь, тебе надо спрятаться! – просительным тоном начал говорить он. – Тебя могут увидеть и тогда убьют! Ты должна спрятаться сюда! – он вновь указал на ворох травы у своих ног и почуял движение за спиной. Он оглянулся – никого. Но чутье редко подводило Шенна – их разговор спугнул кого-то. Может, безобидный зверек, а может… Забыв, что у него нет оружия, Шенн бросился на звук и расслышал топот удалявшихся шагов. Он побежал изо всех сил. В роду Зверя никто не бегал по Лесу лучше, чем молодой Шенн, и он неотвратимо настигал беглеца.
– Глеонн, это ты?! Глеонн, стой! – кричал он, ловко проскальзывая между древесных стволов, перепрыгивая через коряги и уворачиваясь от веток и сучьев. Внезапно раздался вскрик, потом протяжный полный ужаса вопль – и все смолкло. Шенн подбежал ближе и остановился на краю пропасти. В этом месте Лес пересекала огромная трещина. Шенн смог бы перепрыгнуть через нее, но Глеонн вовремя не разглядела опасности и упала вниз, в черную непроглядную щель. Эти трещины появлялись и исчезали из года в год, разрывая и уродуя Лес, и даже старейшины не знали причин этого. Однажды такая трещина чуть не убила Шенна, когда он был маленьким.
