Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Несколько раз Гаврош здесь отсиживался, а однажды прожил почти неделю. Надо сказать, что в хибаре было непривычно чисто – врождённую тягу к порядку у бывшего интеллигента зелёный змий так и не убил до конца. А главное – посторонние сюда редко заглядывали. Местные же любопытством не отличались – каждый копошился в своём микрокосме, отделённом от остальной вселенной старыми штакетниками.
Серюня оказался дома, Гаврош понял это ещё на улице – по зловонному запаху жареной селёдки, идущему из открытой настежь двери и перебивавшему запах «арыка». Или добавлявшемуся к нему. Символическая калитка символически запиралась на деревянную щеколду-пропеллер. Символический сторож Мухтар, увидев гостя, спрятался в будку, и это свидетельствовало о наличии памяти даже у беспородных собак: когда-то Гаврош ударил его ногой по морде. Незванный гость прошёл через довольно просторный двор и без лишних церемоний вошёл. Хозяин, окруженный сизым чадом, колдовал у электроплитки в проходной кухоньке.
– Выключай! – сказал Гаврош. – Навонял, не продохнёшь… Небось за электричество много накручивает?
– Привет, Наполеон! – оживился повар, безуспешно пытаясь разогнать рукой дым и вонь. – Мы же не платим – у всех жучки!
– Привет, привет от старых штиблет… Уноси отсюда свою рыбу! Собаке отдай!
– Да Мухтар такое и не будет, он у меня привередливый!
– Уноси, говорю! Выбрось в вашу говнярку – я нормальную жратву принёс, – Гаврош поднял туго набитый пакет.
– Хорошее дело! – обрадовался Серюня. – Только выбрасывать не буду, в сарай отнесу. А то знаешь – сегодня густо, а завтра – пусто!
Он подмигнул, выдернул штепсель из раздолбанной розетки, снял с плиты сковородку с мелкой рыбешкой ржавого цвета и вышел во двор.
Гаврош взял из выдвижного ящика стола кухонный нож и прошёл в комнату. Здесь, за занавеской на межкомнатном проёме, дышать было легче. Он открыл окно, залез в шкаф за посудой, выставил на покрытый клеенкой стол водку, разложил по тарелкам нарезку, сало и колбасу, вскрыл консервы – шпроты, сайру, гусиный паштет, раскромсал на четыре куска курицу. Вернувшийся Серюня ахнул.
– Ничего себе, ты развернулся! Да это целый банкет! В честь чего такой размах?
– Заработал, вот и решил с другом отметить, – сказал Гаврош, разливая по стаканам водку – Серюне половину, себе – четверть.
– За дружбу!
Они чокнулись и выпили. Потом набросились на еду: Гаврош проголодался, а Серюня тем более: он жил впроголодь и давно не видел таких разносолов.
Гастрономическое изобилие быстро убывало, а водка – еще быстрее, хотя Гаврош после первой порции пил только томатный сок.
– Что пропал? В командировке был? – спросил Серюня, когда утолил первый голод и разомлел от выпивки.
– Ну да, – кивнул Гаврош. – По деревням ездил.
– Скот заготавливал? – Серюня улыбался во весь рот, демонстрируя отсутствующие с двух сторон зубы.
– Ну да. Свиней. А что?
– Кончай, Наполеон, мне лапшу на уши вешать! – хозяин растянул губы еще шире. – Посмотри на себя: где ты, а где свиньи? Погоняло козырное, курточка дорогая, рубаха фирменная, ботиночки новые, аж блестят… Ты честно скажи, рэкетируешь?
– Почему так решил? – Гаврош допил томатный сок. Рэкет был легендой, прикрывающей его основную профессию. А «Наполеон» – кликухой для тех, кто в эту легенду верил. – С чего ты взял? Тем более ботинки я, пока к тебе дошел, засрал капитально…
– При чем здесь ботинки? – хитро улыбаясь, Серюня опрокинул последние четверть стакана водки и вытер рот тыльной стороной ладони. – Я же на авторынке подрабатывал, потом на овощном оптовом, – там на рэкетиров насмотрелся… Только ты не рядовой, ты у них бригадир или звеньевой… Угадал?
– Ну, у тебя глаз-алмаз! – усмехнулся Гаврош. – Только давай эту тему закроем. Лучше скажи – как у тебя дела?
– Да, как и раньше! – махнул тот рукой. – Постоянной работы нет, сшибаю крохи то тут, то там… Везде недоплачивают, каждый рубль зажимают… А тут еще хотят жилье отобрать…
– Кто?! Как отобрать? – делано возмутился Гаврош.
Серюня пожал плечами.
– Мордатые такие, чистые, нанятые, короче. Ходят по дворам, предлагают выкупить дома с участками за три копейки. А то, говорят, спалим вас на фер!
– Так и говорят?!
– Так и говорят, в открытую! А чего им бояться? За ними деньги огроменные: центр города, тут земля знаешь, сколько стоит? Миллионы за сотку! А у нас и документов никаких нет… Родители после войны построились, и другие так же – погорельцы, разбомбленные, из эвакуации вернувшиеся… Какие тогда документы? А потом узаконить не позволяли – мол, все нормы нарушены: и строительные, и пожарные, и санитарные!
Серюня с сожалением поднял пустую бутылку, посмотрел выразительно.
– Может, возьмём ещё одну? Я тут недалеко точку знаю, там недорогую продают, быстро смотаюсь…
– Нет, – вздохнул Гаврош. – У меня еще дело есть, надо отъехать…
* * *
Когда стало смеркаться, пришло время идти за деньгами. К вечеру снова пошёл дождь, распугав любителей погулять перед сном по набережной. Собственно, настоящая, благоустроенная набережная – с лестницами и широкими улицами, спускающимися из стоящего на горке города, с ресторанами, барами, чугунными кнехтами, отлитыми в начале прошлого и даже в конце позапрошлого века, с фонтанами, цветной подсветкой в деревьях и прочими красивостями цивилизованного отдыха, – осталась позади. Здесь начинался другой мир – мир первобытной экономической дикости, основанной на принципе «товар – деньги». Обычным товаром тут была рыба, которую перерабатывал консервный завод, но сейчас на деньги вполне могла быть обменена и человеческая жизнь.
На огромной площади грузового причала, среди подъёмных кранов, погрузчиков, куч металлолома, песка и щебня, ржавых металлических контейнеров, деревянных поддонов, ящиков, бочек, ведер с застывшим битумом, горами битого стекла, раскрошившимися бетонными плитами сейчас разыгрывался спектакль по пьесе не менее запутанной и кровавой, чем драмы Шекспира. А может, и более, потому что здесь все должно было происходить не понарошке, а совершенно взаправду, и мастерство актеров играло куда меньшую роль, чем замысел режиссера.
Зрителей в театре под открытым, затянутым черными тучами небом не было: рабочие уже давно разошлись по домам. Единственным движущимся предметом, напугавшим одного из актеров, оказался волочащийся порывами ветра по разбитому асфальту большой обрывок грязного бумажного мешка. Фигура в длинном армейском плаще с накинутым на голову капюшоном, вначале шарахнулась от ползущего сбоку непонятного существа, но, разобравшись, выругалась и продолжила свой путь.
Зигзагообразная молния расколола небо почти напополам, пушечным раскатом прогрохотал гром. Световые и звуковые эффекты нагнетали драматургию сюжета и обостряли чувства участников, подсказывая, что спектакль приближается к кульминации. И действительно, яркая вспышка вырвала из мрака еще один силуэт, ожидающий на разгрузочном пирсе, уходящем далеко в воду. Он тоже был в дождевике с капюшоном.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
