Веточка мелко-мелко вибрировала и поворачивалась сама по себе. Раздвоенная часть, будто указующее двоеперстие, повернулась к большой супнице, вибрации стали сильнее. Оч-чень интересно… Я прижал веточку пальцем, ощущая ее мертвящий холод. Вибрации не унялись, ощущение было, словно я прижал палец к смартфону на вибровызове. Тогда я взял ветку в руку и, кое-что сообразив, отступил от стола на шаг. Потом еще на один.
Вибрации мало-помалу прекратились, когда я приблизился к подоконнику.
Кот перестал есть и наблюдал за мной янтарными глазами.
— Мастер Волк?
Я сделал шаг к столу, чувствуя, как холодеют руки. Веточка начала вибрировать. Я взялся за ее нижний край двумя пальцами и поочередно начал подносить к блюдам. Затем — к вину. Затем — к кружке Шутейника. Всякий раз, как только дар мертвых эльфов оказывался рядом с пищей либо вином — он начинал вибрировать, практически выскальзывая из пальцев. У кошачьей миски с недоеденным мясом веточка молчала. И у плошки с водой — тоже.
— Шутейник.
— Ась?
— Не пей вино и не касайся пищи. Кликни Блоджетта.
Гаер серьезно кивнул:
— Полагаете, яд?
— Уверен в этом. Кликни Блоджетта.
Явился старший секретарь, и я приказал ему найти тех двух лакеев, что приносили нам пищу, привести под стражей, если попытаются сбежать. А сам подумал — а ну, как они заартачатся выдавать нанимателей, и мне придется прибегнуть к пыткам? В первый же день на посту архканцлера — пытки. Нет, сам я делать этого не буду, полагаю, для этой цели здесь есть заплечных дел мастера, но сам факт, черт возьми, сам факт! Пытки! Ох ты ж…
— И пусть принесут другой еды. Хлеба, ветчины, колбасы, и чистой — кипяченой! — воды. Никакого жаркого, супов, вина. Это — выбросить. Отравлено. Не нужно ахать и охать. Исполняйте!
Лакеев разыскать не удалось. Двое мерзавцев покинули пределы Варлойна. Зато удалось разыскать пару лакеев, у которых первые двое перекупили сегодняшний наряд на кухню. Банальная взятка. Золото из рук в руки. Было это ранним утром. Откуда взялись наши отравители — никто не знал. Новенькие, видимо, в реестре слуг не значатся… В лицо никто опознать не может. Младшие мажордомы в растерянности — как же такое могло случиться, ай-ай-ай…
Я знал, как. Меня повторно решили убить — скорее всего, это было послание от другой фракции, не от той, что поставила снайпера в парк. Нашли двух мерзавцев, забросили их в Варлойн в лакейских ливреях, и все дела. Королевская резиденция, подозреваю, в плане безопасности напоминала дырявое решето.
Провинившихся лакеев я велел выпороть. Но — аккуратно, так, чтобы не убить и не покалечить. Я суров, но не кровожаден.
Новая пища не содержала яда — палочка мертвожизни не вибрировала. Тем не менее я жевал без аппетита, осторожно, кто его знает, может, дар эльфов чует не всякую отраву. Да, и — спасибо вам, мертвые, за то, что спасли от смерти живого…
Сегодня я дважды был на волосок от гибели. Повезет ли в третий раз? А он, этот третий раз, несомненно будет.
Кот, натрескавшись парного мяса, снова угнездился на шкафу, мордой в мою сторону; изредка, поднимая голову, я замечал, что он равнодушно посматривает на его сиятельство господина архканцлера прищуренным глазом.
Я присел к столу, а Шутейнику велел устроиться на торце, на табурете, с мечом под рукой, и смотреть на всех, кто приходит — а ну, как среди них окажется фанатик-убийца?
Венец архканцлера давил мне на голову, но я решил не снимать его, по крайней мере, в первый рабочий день.
В ящиках стола лежали стопки пожелтевшей бумаги, пучки очиненных перьев, несколько давно высохших чернильниц с мухами на дне и две бронзовые печати — одна большая, другая малая. Архканцлерские печати, разумеется. А также нагрудный знак на толстой позолоченной цепи, вроде тех, что носили братки в девяностые, изображающий, кажется, восходящее солнышко. Бумагу, перья, печати и знак я выгрузил на стол и, увидев, что он принял вполне рабочий вид, велел запускать посетителей по одному.
Глобальные свершения подождут… Постоят в очереди.
Множество своекорыстных придворных дураков ожидали от меня внимания. Помощник главного кастеляна (ему были заказаны одежда и свежие постели), помощник главного конюшего, помощник главного егеря (беглых зверей, конечно, не отыскали), различные дворцовые распорядители, включая младших мажордомов, и даже придворный младший художник — пожилой и бородатый, и у всех в глазах светилось неподдельное любопытство — и страх, страх, страх, как у всех малодушных приспособленцев. Они стремились купить мою благосклонность и заодно смотрели, с кем им доведется столкнуться — ибо Коронный совет, как известно, распространил слухи, что Аран Торнхелл — кровавый маньяк. Они не обременяли меня просьбами, о нет, что вы, они пришли засвидетельствовать почтение, раскланяться и купить благосклонность кровавого временщика… А заодно стремились понять, кому придется платить… Коррупция такого рода вошла в их плоть и кровь и они не понимали других правил игры. А я не играл в любезность. Я сухо улыбался и кивал, а они… о, это было великолепно! — каждый, каждый, каждый из них с поклоном представлялся, а затем преподносил мне памятный сувенир в бархатном или кожаном кошельке. Это было до омерзения великолепно! Я сгребал мзду в ящик стола, и ящик этот разбухал на глазах. Так бы ежедневно было, и чтобы больше никаких проблем… Мечты, мечты…
Почти каждый замечал кота-малута и ужасался, и весь разговор проводил в страхе — а ну, как кровавая животина кинется на него, такого пухлого, раскормленного, вороватого? Это было маленькое развлечение для меня и Шутейника.
Типичная реакция:
— О, ваше сиятельство!
— Ну что такое?
— У вас на шкафу… кот!
— Да, кот, и что?
— Это же малут, который сегодня ночью сбежал из зверинца! Кровавый убийца и пожиратель детей!
— Ну, не знаю. По-моему, хороший котик. Он только что вкусил кровавого парного мяса и вполне добр, так что вам… не следует бояться. Но резких движений лучше не делать.
И так далее.
Кроме мужчин, приходили и придворные дамы. Разного сорта, разного возраста, разного облика, попадались и хорошенькие, вроде баронессы Кроуни, которую я хотел бы слопать на завтрак со взбитыми сливками и клубникой, но преобладали старые грымзы, зубы съевшие на дворцовых интригах. Они приседали, демонстрировали морщинистые шеи и ужасные груди в глубоких вырезах платьев, обдавали экзотическими ароматами и тоже вручали деньги. Потом замечали кота-убийцу и сматывались. Должен сказать, что малут здорово сокращал время аудиенций, он усмирял одним присутствием, так что, если и были у меня сомнения насчет того, оставлять ли его жить в кабинете, они развеялись, и я решил поставить кота на полное довольствие.
Но все мои гости были шушерой, людьми, не имеющими реальной власти.
Никто из лиц, значащихся в записке Белека, которую я выучил наизусть, не пришел. Не явились главы фракций Коронного совета, не явились послы Сакран и Армад, и следа не было Баккарала Бая — главного дюка хоггов. Не пришел засвидетельствовать свое почтение Дио Ристобал — канцлер, мой подчиненный, не сунулся в кабинет и Лайдло Сегерр — генерал-контролер финансов, трусливо избежал встречи Шендарр Брок — военный администратор.
