Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Через двадцать минут мы вернулись в комнату для свидетелей и слушали, как Оливер Круз в слезах каялся перед близкими своей жертвы. Он был невысокий и на вид совсем юный; даже усики у него были, как у подростка, который хочет казаться взрослым. Свою жертву, служащую военно-воздушных сил Келли Донован, Круз и его сообщник затащили в машину и увезли. Затем Круз изнасиловал ее и заколол. Священник Эммануэль Маккарти, приехавший в Хантсвилл на казнь, заявил журналистам, что, поскольку Келли Донован носила слишком короткие шорты, «ничем хорошим это не могло кончиться». То есть служитель Божий рассудил, что она сама напросилась.
Придя с повинной, Круз сознался еще в трех убийствах. Когда, лежа на кушетке, он молил о прощении, я испытывала жалость. А именно, согласно дневнику, «сочувствие, которое трудно облечь в слова». Я оценила его поступок: осужденный на смерть, он предпочел признать вину, а не лгать до последней секунды.
Есть в моем дневнике записи, читая которые я просто съеживаюсь. Такая я была незрелая, глупая и самодовольная. Я всегда придавала большое значение своим поступкам, и теперь от некоторых фраз, написанных в тот период, мне становится очень и очень неловко. После казни Стейси Ламонта 14 ноября 2000 года я написала: «Расклад такой: если хочешь делать эту работу, нужно быть жестче. Я не злая и не равнодушная. Я плакала, когда смотрела “Титаник” и когда умер мой хомячок. Просто у меня такая работа. Хлюпики, что тут сказать».
Я не имела никакого права на такую категоричность, ведь я почти ничего не знала о жизни и смерти. Я была взрослая, но во многих отношениях – совсем ребенок и потому мыслила шаблонами.
Майк Грачук из Ассошиэйтед пресс часто присутствовал на казнях, и после очередной телевизионщики поинтересовались, что он чувствует. Грачук оторвался от клавиатуры, посмотрел на них и сказал: «Чувствую, что нужно закончить статью». Меня это впечатлило. Репортер должен быть бесстрастным, уметь отстраняться от событий, – ведь мы всего лишь выполняем работу.
После одной казни женщина-репортер побежала рыдать в туалет, и я, помню, слушала ее с подругой разговор и думала: «Как они меня достали!» И еще помню журналистку из Англии, которая расплакалась, потому что осужденный был похож на ее бойфренда. Какие нежные дамочки, думала я. Конечно, журналист должен уметь все заглатывать. Однако я в то время была просто бессердечной и невыносимой: «Ой, да я круче всех…»
Иногда в моем дневнике проскальзывают нотки капризного подростка. Отчего-то я вдруг накинулась на Пола Нансио: «Этот коротышка действует мне на нервы. Во-первых, ему не хватило ума спасти себе жизнь. Во-вторых, нагрубил родственникам убитого. В-третьих, выражение лица у него дурацкое». Справедливости ради следует заметить, что Нансио изнасиловал и задушил женщину. И вообще, наверное, многие двадцатичетырехлетние, ведущие дневник, ставят свои записи превыше всего. Тем не менее мои заметки о Томми Рэе Джексоне просто невозможно читать. Джексон, который в 1983 году похитил, изнасиловал и убил студентку Розалинд Робинсон, произнес довольно бессвязную предсмертную речь, длившуюся девять минут, то есть несколько дольше обычного. Пока он говорил, я раздражалась все сильнее, поскольку хотела скорее написать статью и рвануть в бар – отмечать Синко де Майо[2]. А этот тип лежит себе на кушетке и пытается продлить драгоценные минуты своей жизни, и я злюсь, что он отнимает время у моего развлечения. Каков негодяй! Как же мне за себя стыдно…
В свое оправдание могу сказать: неудивительно, что у меня началось профессиональное выгорание, хотя тогда я этого не понимала, – в первые шесть месяцев 2000 года я присутствовала на 22 казнях, включая семь за один только май. И некоторые из этих смертей сопровождались настоящим балаганом.
В день своей казни Билли Хьюз заметил Ларри Фицджеральду: «Я очень сожалею о том, что здесь произойдет» – но в подробности не вдавался. Подъехав к «Стенам», я увидела перед тюрьмой толпу полицейских в форме, – так всегда происходит, когда казнят того, кто убил стража порядка. А на другой стороне улицы красовался щит с надписью «Джордж 117–2 Джеб»: подразумевалось количество казней в Техасе при губернаторстве Джорджа Буша и во Флориде, где губернаторствовал его брат Джеб. Был там и уличный оркестр, и девушки из группы поддержки в одинаковых жакетах и юбочках в складку, распевавшие что-то вроде «Техас среди штатов самый крутой! По числу казней обгоним любой!»
Все это организовал режиссер-документалист Майкл Мур для своего телесериала «Ужасная правда». Ну ладно, если бы казнили другого осужденного. Теперь же, когда кругом терпеливо стояли полицейские в форме, пришедшие почтить память убитого товарища, вся эта кутерьма вызывала отвращение. Зато сам Хьюз меня едва не рассмешил своим последним заявлением: «Если я плачу свой долг обществу, мне полагается компенсация или обратная выплата». Я тихонько фыркнула и тут же спохватилась: о боже, сейчас только этого не хватало!
В 1990 году Пончай Уилкерсон, сын бывшего помощника шерифа, застрелил в Хьюстоне продавца ювелирного магазина по имени Чан Мён И. Это убийство стало кульминацией тридцатидневного всплеска преступности: стрельба, ограбления, угоны автомобилей.
Уилкерсон был одним из самых энергичных обитателей техасского отделения смертников. В 1998 году, в ночь на День благодарения, он вместе с шестью другими осужденными совершил попытку побега. Когда охранники начали стрелять, Уилкерсон и еще пятеро сдались, а некий Мартин Гурул – нет. Что ему было терять? Неделю спустя мертвого Гурула (он стал первым, кому со времен Бонни и Клайда удалось бежать из отделения смертников) нашли в реке Тринити, где он, видимо, и утонул. Под одеждой у него оказались журналы и куски картона, благодаря которым он сумел перебраться через колюче-режущую проволоку.
Мое знакомство с Уилкерсоном состоялось в феврале 2000 года, когда он и еще один заключенный – Говард Гидри – взяли в заложники охранницу. Это произошло в Ливингстоне, в тюрьме Террелл[3], куда после побега Гурула перевели отделение смертников.
Каким-то образом Уилкерсон открыл дверь камеры, обезоружил охранницу и запер ее в рабочем помещении. У него и у Гидри были заточки. Когда я узнала о происходящем, прыгнула в машину и понеслась по темной дороге, которая вела к тюрьме. Прибыв на место, я обнаружила, что ворота заперты, а кругом бродят толпы журналистов, не сумевших даже подобраться к парковке. Неожиданно на дороге возник Ларри Фицджеральд в своих пошитых на заказ ковбойских сапогах, и я подумала: «Ну и тип». Я его видела пару раз, когда посещала тюрьму, но близко не была знакома. И вот теперь, среди всеобщего хаоса, он оказался самым спокойным и прямо-таки излучал уверенность. Молоденькую журналистку, новичка, это не могло не впечатлить. Он провел брифинг и выработал план действий, – именно так и следует поступать: если вы не будете откровенны с журналистами, они вам все взбаламутят.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
