– А давно твоя бабка преставилась?
– После Рождества. – Она подняла испуганные глаза.
– А попить перед смертью не просила?
Рука девушки дрогнула, иголка вонзилась в палец левой руки.
– Просила, – ответила она совсем тихо.
– И ты ей дала?
– Зачем спрашиваешь? Знаешь же, что дала.
– Знаю, – ответил он, отворачиваясь. – Ты мне про бабушку свою потом поподробней расскажи. Да и про себя тоже.
* * *
Брат Арсентий задумчиво посмотрел на небо, уже полностью очистившееся от туч. Солнце начало спускаться от зенита, и до заката времени оставалось не так много – надо бы поторопиться. Но, услышав чуть в стороне звонкое постукивание молотка о наковальню, уверенно двинулся туда.
– А мы разве не в лес? – удивился отец Сафроний.
– И в лес тоже, – согласился Арсентий. – Но сперва к кузнецу заглянем.
Кузня стояла на самом отшибе, подальше от людей. Их всегда ставят в стороне – и чтобы людям звоном не мешать, и потому, что в народе кузнецов порой считают колдунами. Они с металлом договариваются, слова тайные знают – а значит, лучше к ним не приближаться, если дела нет.
Местяту они увидели еще на подходе – остужал в чане с водой только что законченную подкову. Выглядел он внушительно – невысокий, зато с широченными плечами, могучими руками и гривой льняных волос, подвязанных на лбу кожаной лентой. Отбросил подкову в кучу таких же, отер пот со лба тыльной стороной ладони.
– Бог в помощь, мастер! – махнул рукой послушник.
– И тебе всего хорошего! – Кузнец посмотрел из-под насупленных бровей. – Ищешь чего?
– Да, дело есть. – Арсентий вынул из сумки порванную вурдалаком цепь, положил на наковальню. – Починить сможешь? Я заплачу.
Кузнец наклонился, посмотрел и помотал головой.
– С серебром не работаю.
– Что же так? – полушутливо уточнил Арсентий.
– Я по железу мастер, – пожал плечами Местята. – К серебру своя наука нужна, я не обучен.
– Ну, нет так нет. – Послушник убрал цепь обратно, развернулся, а потом бросил через плечо.: – А что же ты, мастер, креста на шее не носишь?
– Креста? – не понял вначале кузнец. – Так я же у горна работаю. Металл нагревается, ожоги оставляет.
– Ага. Ну, Бог в помощь, мастер!
* * *
Проводником отец Сафроний оказался неплохим – тропу, ведущую в дубраву, нашел сразу и по лесу шел уверенно. Он явно хотел что-то спросить, но духу набрался только уже в тени деревьев.
– А вот этот волколюд – это вообще что такое?
– Они разные бывают, – ответил Арсентий после паузы. – Одни в полнолуние обращаются в обычного волка. А если укусят кого, но не до смерти, тот сам оборотнем станет. Этих победить не особо сложно, если знаешь как.
– А наш не такой?
– Наш похлеще будет. Из тех, кто по своей воле изменился, обряд прошел у очень сильного колдуна. Если он потом семь человеческих сердец сожрет под полной луной, то сможет оборачиваться, когда захочет. И в человеческом обличии намного сильнее станет, а уж в зверином виде…
– И что он может натворить?
– Ты про город Войтынь слышал когда-нибудь?
– Нет.
– И не услышишь уже. А там почти четыре тысячи жило. Князь с дружиной, хоть и небольшой. А потом завелось три вот таких волколюда.
– И что дальше было?
– Когда мы с братьями приехали, в городе уже не было ни жителей, ни дружины, ни князя. Нас было двенадцать, все не первый раз с нечистью схлестывались. Вернулись втроем. Да и то, – он указал на шрам на лбу, – у меня теперь на лице и груди отметины, а товарищ мой руки лишился.
– А с городом что стало?
– Спалили мы город, уходя. На всякий случай. – Арсентий запрыгнул на дерево, упавшее поперек тропы. – Далеко еще?
– Пришли почти. – Батюшка указал вперед. – Вон просвет между деревьев, там он и обитает.
Впрочем, Арсентий уже и сам догадался, что они подходят – потянуло смолистым дымом. Вскоре они вышли на широкую поляну, посреди которой стояло небольшое строение в окружении идолов, вырезанных из дерева. Самый большой истукан – с железной палицей в руках и посеребренными усами – установлен был впереди остальных. И вырезан был так умело, что Арсентия даже слегка передернуло от того, насколько живым казался его взгляд. А на макушке истукана сидел большущий ворон с перламутровыми глазами. Сидел не шевелясь, как будто был частью изваяния, но, увидев чужих, быстро защелкал клювом.
Дверь строения – то ли дома, то ли маленького храма – скрипнула, и оттуда выглянул высокий старик с резным посохом в руках. Возраст его определить было сложно – от семидесяти до ста тридцати. Седые волосы перехвачены на лбу вышитой лентой, борода ниже пояса, поверх льняной рубахи безрукавка из шкуры волка. Левый глаз закрыт бельмом, зато правый полыхает ярким огнем.
– А вы здесь что забыли? – прокаркал дед.
– Старче, поговорить надо! – начал было Арсентий.
– Ужо я тебе! – Волхв пригрозил посохом. – Пошли отсюда, лиходеи!
– Дед Рычан, в селе волколюд объявился. – Отец Сафроний шагнул вперед. – Ну, так брат Арсентий считает. Ты ничего не знаешь об этом?
Старик подошел поближе, посмотрел на Арсентия так, словно пытался глазом рассечь на части.
– Ты что за гусь перелетный?
– Я, отец, мастер по нечисти. – Послушник не отвел взгляда.
– Маааастер? – переспросил волхв, расширив глаз, а потом ехидно захихикал. – А ты веселый!
– Ты давай говори, что про оборотня знаешь!
– А ты что знаешь?
– Пока немного. Но сдается мне, что без твоего участия не обошлось.
– Дурень ты потому что, – досадливо сплюнул старик. – Уходи. А лучше – уезжай, пока цел.
– Ты меня, никак, пугать вздумал, дед?
Волхв подошел к истукану, погрел руки над огнем, приложил их к статуе и замер, закрыв глаза. Арсентию показалось, что воздух вокруг старика слегка затрепетал.
– Всё, закончен наш разговор. – Дед развернулся и скрылся в темноте храма. Послушник бросился за ним, открыл нараспашку дверь – и неведомая сила шибанула в грудь так, что он отлетел на несколько шагов назад и больно ударился спиной о ствол дерева.
* * *
Всело они вернулись в сумерках. Всю дорогу Арсентий обдумывал то, что узнал. Кто же тот светлоголовый, про которого говорил мальчишка? Как ни крути, других подсказок нет. Получается, что тот, кто убил – «забрал в Ирий» – пастуха Егоршу, и есть неизвестный злодей. Но кто?
Купец Жигун незадолго до того приехал с торга. Вполне мог уже с проклятием приехать, а потом, после смерти, встать уже в виде твари – бывали и такие случаи. На похоронах Егорши его, правда, не видели. Но вряд ли он стал бы показываться всем – а вот Миклоши ему бояться незачем.
