А мой пропуск? Пропуск, добытый с помощью обмана и морфия? Смешно было бы искать его после того, что произошло. Жалкая бумажка или сгорела, или просто пропала навсегда. Стало быть, меня может арестовать любой республиканский патруль, которому я попадусь на глаза.
Я еще раз оглядела трактирный зал, на полу которого уже запеклась кровь, и снова вспомнила кошмар, что здесь случился. Больше всего на свете я боялась, что у меня может быть ребенок от этого отвратительного насилия, но потом, сделав подсчеты, поняла, что Бог избавит меня от этого несчастья. А что, если мне снова встретится банда «поджаривателей»? Подумав, я выдернула из-за пояса старого Паскаля тяжелый пистолет, а за ним два мешочка с порохом и пулями. Если уж попала в ад, то надо уметь защищаться.
– Пойдем, Брике. Мы должны поскорее уйти из этого места.
Ступать на левую, поврежденную, ногу мне было тяжело, но я пересилила себя. Как можно быстрее пересекла двор, где лежали тела девочек-подростков. Над ними тоже надругались… Между ног одной из них торчал штык.
– Сволочи! Ах, какие сволочи!
– Да, эти «поджариватели» похуже, чем господа из Двора чудес, – резюмировал Брике.
– Можно сказать, суровые бандюги. Что ж поделаешь? Кто может, тот и грабит. Время нынче такое.
Я молчала. Дорога шла вдоль Сарты, и я брела по ней спотыкаясь. Кажется, я потеряла счет времени. Какое нынче число? Я принялась считать по пальцам… Оказалось, уже 7 марта 1793 года – я целую неделю в пути! За такое время можно добраться до Христиании.
– Куда мы идем? – осведомился Брике.
– В Алансон? Помнится, бедняга Паскаль говорил, что до Алансона еще целых два лье.
– Нет, – сказала я твердо.
– В Алансон мы заходить не будем. Мы пойдем через деревни, где меньше людей.
Я знала, что путь надо держать в Ле-Ман. Это крупная дорога, не какой-нибудь закоулок, где бесчинствуют молодчики виконта де Маргаделя. Я была в двойственном положении: с одной стороны, боялась республиканских патрулей, с другой – опасалась банд «поджаривателей».
– Все-таки вы молодец, мадам! – восклицал Брике, верный своей привычке бежать вприпрыжку впереди меня.
– Они такое с вами сделали, что, я думал, вы уже и не встанете. А если и встанете, то будете как сумасшедшая. Я знаю, такое бывает.
– Ну нет, – сказала я, усмехнувшись.
– Что-что, а нервы у меня крепкие. Я и не такое видела.
Был полдень, и воздух звенел от солнца и счастья. Я с удивлением замечала, как быстро вступает в свои права весна. Бутоны почек набухли так, что готовы были взорваться в сладострастном порыве цветения, а кое-где уже курчавилась молодая поросль. Голубоватый туман, первый предвестник весны, уже растаял, уступив место золотистой дымке. Уже готовился цвести пышный орешник. Нежные примулы обрамляли узкую тропинку и поднимались выше по холму. Волчье лыко расцвело красивыми розовыми цветами, испускающими острый аромат. Я знала, что в нем ядовито все, вплоть до листьев и корней, но все равно оно красиво.
– Куда мы идем? – снова спросил Брике.
– В Ле-Ман.
Не очень приветливо встречали меня родные края.
– Сударыня. Сударыня! Не дадите ли вы нам чего-нибудь поесть? Хоть бы кусочек хлеба… Я и мой брат очень голодны.
Один Бог знает, как я произнесла эти слова. Пожилая крестьянка окинула нас обоих пристальным взглядом. Вероятно, мои лохмотья и покрытое синяками лицо, а также тощая фигурка Брике произвели на нее впечатление. В руках у нее была миска с кашей – она как раз шла кормить кур. Быстрым движением крестьянка протянула нам щедрый кусок густой каши.
– Берите! Да скорее, чтобы муж не увидел. Ступайте с Богом!
– Мы будем молиться за вас, добрая женщина, – с постной миной простонал Брике.
За два дня пути он уже знал, что нужно говорить в таких случаях.
Мы отошли в безлюдный деревенский переулок. Наступала ночь. Кашу я разделила пополам и половину протянула Брике:
– Ешь и не хнычь больше! Видел бы мой отец, чем занимается принцесса де Тальмон.
– Я же вам предлагал свои услуги, – пробормотал Брике с набитым ртом.
– Милостыню просить – тоже мне, придумали! Набиваем брюхо всякой дрянью… Я мог бы украсть что-то в тысячу раз лучшее.
– Ты попадешься на воровстве, и нас заберут в полицию.
– Ха! – Брике искренне рассмеялся.
– Крестьяне никого не сдают в полицию. Если они ловят вора, то расправляются с ним сами.
– Вот уж не думала, что для тебя это лучше.
Мы пошли дальше, обеспокоенные мыслью о наступающей ночи. Где искать ночлег? Несмотря на то, что была первая декада марта, ночи были очень холодные, по утрам на земле серебрилась изморозь.
– Смотрите, мадам, река!
Да, действительно, путь нам преграждала река, и я совсем сникла. Ведь такая маленькая речушка, а нам ее не перейти.
– За перевоз потребуют денег, Брике.
– Ах, снова незадача. Смотрите, мадам, на том берегу огни – наверняка какая-то таверна! Только бы перебраться туда.
Я оглядела берег. Искать брод бесполезно, кроме того, меня передергивало при мысли о том, что я должна буду брести по колено в холодной воде. Тогда уж лихорадка обеспечена… Я видела лодку, озаренную затухающим светом дня, и сгорбленную фигуру рыбака. Ему ничего не стоит перевезти нас на другой берег.
– Брике, за мной, – скомандовала я решительно.
Мы быстро зашагали по склону холма к берегу. Воздух был влажный, сырой. Ноги тонули в песке. Если бы было не так холодно, я бы сняла обувь.
– Добрый человек! – обратилась я к рыбаку. – Нам непременно нужно на другой берег. Не могли бы вы перевезти нас…
Рыбак стал медленно подниматься в качающейся лодке, желая, вероятно, рассмотреть людей, обращающихся к нему.
– А деньги у вас есть?
– Да, не беспокойтесь, – холодным тоном сказала я, молниеносным движением приставляя дуло пистолета к его затылку.
– Ну, не можете ли вы поторопиться?
Брике визжал от восторга у меня за спиной, полагая, что все карты оказались в наших руках. Но я все же боялась. Пистолет был приставлен к затылку рыбака, и мой палец лежал на взведенном курке, но рыбак был здоровым и сильным мужчиной, а я – слабой полуголодной женщиной. Мало ли что может случиться?
– Нападение! Бандиты! Шлюха и маленький разбойник!
Я подтолкнула рыбака в спину.
– Заткнись, старое толстое чучело! Брике, где ты?
– Я здесь, мадам!
– Ступай в лодку! А вы, добрый человек, знайте, что шутить мы не намерены.
