— Нам еще долго ехать? — спросила Наташа.
— От Икороду минут двадцать. Икороду — это маленький городок, самый близкий к нашей площадке источник цивилизации. Цивилизации по-нигерийски, — пояснил он.
— А что это значит?
— Сама увидишь. Рассказать невозможно.
— Мне надо поскорее выбраться в Лагос. Я привезла письма для посольских.
Володя приподнял брови.
— М-м-м, влиятельные друзья. Неплохо для начала.
— Да какие там друзья. Просто знакомые знакомых. Володя понизил голос и заговорщически прошептал:
— А вот об этом никому не говори. Пусть думают, что у тебя обширные связи. — И, заметив недоумевающий взгляд Наташи, пояснил: — Так спокойнее.
Она снова вспомнила Бориса и разговор с ним, но решила отложить обсуждение этой темы на потом. Автобус быстро проскочил скопление темных невысоких домов. Кое-где в окнах горели керосиновые лампы.
— Икороду. Теперь уже скоро, — заметил Володя.
— А что, здесь даже электричества нет?
— У многих нет, а остальные экономят. Дорого, да и отключают постоянно.
— А на площадке? — спросила Наташа, уже усвоив местную терминологию.
— У нас с этим все в порядке. На случай перебоев есть своя маленькая электростанция.
— А что там еще есть?
— Бассейн, бар, столовая, но это на крайний случай, если сама готовить не любишь. Еда вполне общепитовская. Спортивная площадка, короче, жить можно.
— Неплохо. Это звучит лучше, чем я ожидала.
— Звучит. Тоненько сказано.
— Я же сама еще ничего толком не видела. Кстати, ты не сказал мне о Лагосе. Как туда попасть?
Володя почесал в затылке.
— На попутной машине. Можешь считать, что тебе крупно повезло. Я завтра с утра поеду в Лагос. Могу и тебя прихватить. Но сначала надо испросить разрешения генерального, ну, генерального директора.
— А он разрешит?
— Это вопрос. Скорее всего он предложит тебе передать письма через меня или еще кого-нибудь.
— Логично, но мне непременно нужно передать все самой.
Наташе хотелось поскорее познакомиться с Майским и отдать ему письмо Бориса из рук в руки. Да и столицу не мешало бы посмотреть.
— Придумай что-нибудь. Времени до завтра у тебя достаточно, но учти, он человек настроения.
— Генеральный?
— Угу.
— Как его зовут?
— Степан Антонович Поздняк. Он откуда-то с Украины и, как все хохлы, жутко упрямый. Скажет «нет», значит, «нет». Он здесь недавно, всего два месяца, поэтому пока самоутверждается.
— А до него?
— До него был Шафран. И знаешь, что я тебе скажу, — Володя окинул ее оценивающим взглядом, — тебе крупно повезло, что ты его не застала.
— Это еще почему?
— Очень до женщин был охоч. Ни одной юбки не пропускал. Страшное дело. Всех хорошеньких переводчиц распихал по трассе и наезжал в командировки. Так и скакал то в Бенин, то в Варри.
— А жена?
— А что жена? Она с площадки ни ногой, все здесь за ним секла.
— А эти девушки, переводчицы, все как одна соглашались?
— Не знаю, лично со свечкой не стоял. Да и что поделаешь? Чуть что не так, вышлют в двадцать четыре часа, а люди сюда деньги зарабатывать едут.
— И высылали?
— Один раз было. Тут одна вздумала пожаловаться послу, так Шафран ее так расписал, что пробы негде ставить. И выслали.
— И никто ее не защитил? — потрясенно спросила Наташа.
— Легко сказать. Все тряслись, как при Сталине. Своя рубашка ближе к телу.
Наташа живо представила себя на месте незнакомой девушки. Мурашки пробежали по коже. Оболганная, одинокая, беззащитная. Страшно. Тут автобус резко свернул и запрыгал по усыпанной щебенкой подъездной дороге. Водитель притормозил у затянутых толстой металлической сеткой ворот и посигналил.
Все вокруг как вымерло. Он посигналил еще раз, более настойчиво. Никакого эффекта. Из сторожевой будки у ворот не доносилось ни звука. Еще сигнал, еще. Тишина.
— Шурики в своем репертуаре, — заметил Володя. — Как всегда, дрыхнут на посту.
— Шурики?
— Здесь так нигерийцев называют, сам не знаю почему. Когда я приехал, словечко уже гуляло вовсю, авторство не установлено.
— А они не обижаются?
— Нет. Наверное, считают, что это по-русски значит «африканец». А они белых называют «оибб». Это на местном языке йоруба «человек без кожи». Мы же не обижаемся. Черт, — с досадой добавил он, — придется опять через забор лезть.
— Уже бывало?
— И не раз. И все время я нарываюсь.
Наташа вдруг рассмеялась. Володя озадаченно посмотрел на нее.
— Я вспомнила одну смешную историю. По-арабски «доброе утро» будет «сабаху ль хейр». Так вот, в Ираке один наш завхоз приходил в магазин и с порога кричал продавцам, пардон: «Собачий хер!» Они от его арабского были просто в восторге.
Володя оглушительно расхохотался. Как будто в ответ на его смех дверца будки распахнулась и к воротам ленивой походкой подошел человек в измятом белом балахоне и высокой круглой шапочке, чудом державшейся на его коротко остриженной курчавой голове. На плече болталось потертое охотничье ружье. Лязгнул замок, и ворота медленно поползли в стороны.
Автобус взревел и въехал на территорию площадки.
— Останови! — закричал водителю Володя. Тот ударил по тормозам, и автобус встал как вкопанный. Он потянулся через Наташу к окну и подозвал сторожа. — Опять спишь на посту? — обратился он к нему по-английски. — Сколько раз тебе говорил: «Не спи, бди!» Ты же охранник. Смотри, пожалуюсь маета[1]Жене, своих не узнаешь!
Сторож забормотал что-то невразумительное. Автобус тронулся.
— А кто это Женя? — полюбопытствовала Наташа.
— Женя Прохоров, здешний завхоз. Он ими командует. Да только без толку все это. Одного уволят, другой такой же придет. Одно слово, шурики. Нам их не понять.
Володя встал и подошел к водителю.
— Давай сначала девушку доставим. Притормози у розового корпуса.
Автобус остановился у длинного одноэтажного здания, похожего на барак. Он был вторым по счету. Дальше в темноте белели еще пять или шесть таких же.
— Все, прибыли, — сказал он Наташе. — Покажи свои вещи.
— Спокойной ночи, ребята. — Она махнула рукой остальным. — Еще увидимся.
Володя уже открывал ключом дверь. Он щелкнул выключателем, и комната озарилась ярким светом. Бежевые свежевыкрашенные стены, бежевые с коричневым занавески на окнах, кровать, шкаф, стол с двумя стульями, холодильник, кондиционер, приятный охлажденный воздух.
