Джону Кантуэллу хватило наглости в прессе ославить меня и предостеречь всех от того, чтобы давали мне в долг; дескать, он не имел никаких долгов до тех пор, пока не женился. Он написал, что я скрылась из его постели и кухни – что ж, смею сказать, их-то у него не было, пока он не взял в жены меня; и никуда-то я не убегала, а ушла от него открыто, после того как он меня побил[222].
История, которая кроется за любым из таких объявлений, вполне может лечь в основу захватывающего романа.
Эбигейл Адамс, жена и патриоткаИстория Эбигейл Адамс, жены второго президента США Джона Адамса, – это пример воплощенного идеала замужней жизни. В своих письмах она показывает себя, по выражению автора ее биографии Эдит Геллеc, «образцовой женой, матерью, сестрой, дочерью, другом и патриоткой молодой Америки»[223]. И все же, несмотря на свою уникальность, ее жизнь также содержит в себе черты, общие для всех жительниц американских колоний.
Одно из самых известных высказываний Эбигейл касается будущего брака. Когда в 1776 году она советовала своему мужу, в то время члену комитета, составлявшего Декларацию независимости, «не забывать о дамах», она имела в виду неравноправные отношения между супругами. Дальше в письме она писала: «Не давай мужьям неограниченную власть. Помни, что всякий мужчина с легкостью становится тираном». Затем она предлагала новую модель супружеских отношений, в которой такие мужчины, как ее муж, «по собственной воле отказывались от роли строгого хозяина ради роли нежного и дорогого друга». Письмо завершалось проникновенным призывом задуматься о женском счастье: «Считайте нас созданиями, которые Божьим Провидением были помещены под вашу защиту, и, подобно Богу, направьте данную вам власть на то, чтобы преумножить наше счастье»[224].
Хотя «счастье» еще не стало, как теперь, основным мерилом жизненного успеха, это понятие начинает чаще встречаться в тех случаях, когда герой говорит о себе, и теснит «благочестие» и «добродетельность». В Декларацию независимости вошли слова о том, что каждый человек наделен правом «жить, быть свободным и стремиться к счастью» – и вскоре такое представление укоренилось как в женской, так и в мужской психике. Понятие счастья, каким его себе представляла Эбигейл, базировалось на древней идее о том, что мужчине Богом предписано быть покровителем женщины и что такое покровительство должно строиться по аналогии с милосердием Господним. Важным нововведением было то, что теперь счастье женщин как отдельной группы должно было охраняться законом. В отсутствие законов, ограничивающих мужскую власть над женщиной, некоторые мужья продолжили бы злоупотреблять своим авторитетом и безнаказанно причинять женщинам страдания.
Безусловно, такие смелые и дерзкие высказывания Эбигейл соответствовали революционному духу эпохи. Она проводит аналогию между британским королем-«тираном», против которого восстали его американские подданные, и мужем-тираном, который привык унижать свою бесправную жену: «Когда же дамам не оказывают должной заботы и внимания, их долг – восстать и сопротивляться тому закону, который пренебрегает их мнением и интересами»[225].
В ответном письме Джон был покровительственным и снисходительным: «Твой изумительный свод законов заставил меня улыбнуться». Признавая, что борьба за независимость затронула многие группы, в частности несовершеннолетних, учеников, индейцев и чернокожих, он видел в ее письме «первый признак того, что племя куда более многочисленное, чем все прочие, начало выражать свое недовольство». Но затем он возвращался к традиционному оправданию мужского авторитета и уверял свою жену, что «деспотизм юбки» ничем не лучше «роли хозяина», которую брали на себя мужья[226]. Словом, предложения Эбигейл он не рассматривал всерьез.
Как отмечает Эдит Геллес, только очень храбрая женщина в этот период американской истории могла вот так критиковать мужскую власть[227]. Подобно англичанке Мэри Уолстонкрафт, которая шестнадцатью годами позже, в годы французской Революции, написала эссе «В защиту прав женщин», Эбигейл считала, что женщины также должны использовать достижения Революции для отстаивания своих интересов. Конечно, Эбигейл, в отличие от Уолстонкрафт, высказывала свои соображения в личном письме, однако она имела все основания ожидать, что муж доведет их до сведения общественности.
Хотя Джон и не уделил инициативе супруги должного внимания, в их семейной жизни он был скорее «другом», нежели «покровителем». В бесчисленных письмах, которые Эбигейл писала из Массачусетса, пока муж по поручениям нового правительства отправлялся из Филадельфии в Нью-Йорк, Вашингтон, Париж и Англию, она называла его «милым другом». Она взяла на себя управление семейными владениями в Брейнтри, Массачусетс, и занималась хозяйственными и юридическими вопросами, которые обычно были вотчиной мужчин. Но Эбигейл Адамс не была единственной женщиной, которая в период Революции взяла в свои руки управление имением: многие жены подменяли мужей, пока те сражались в Континентальной армии или в ополчении. Им приходилось принимать решения, которые прежде лежали на мужчинах. Порой они один на один встречались с вражескими войсками и испытывали на себе все тяготы военного положения: смотрели, как разоряют их дома, разыскивали детей посреди хаоса войны, становились жертвами нападений и изнасилований. Иногда они вынуждены были принимать на постой противоборствующие армии, а такие незваные гости приводили хозяйство в беспорядок. Эти женщины справлялись с голодом, вынужденными переездами и смертельными осложнениями дизентерии и оспы. Безусловно, им требовалась недюжинная сила и смелость, чтобы выжить.
