На пульте замигал значок вызова. Райан проверил номер – звонили из консульства.
– Новый консул, – объяснил Райан приподнявшему бровь генералу. – Узнал о вашем прибытии и о том, что вы нанесли мне визит, и жаждет пообщаться.
– Придётся ему подождать ещё немножко. Хотя, постойте. Вы сказали – новый консул?
Райан снова кивнул. Канхо с обречённым видом откинулся на спинку кресла.
– Что вы ещё натворили? Конечно, с моей стороны было слишком оптимистично полагать, что вы сумеете прожить здесь аж целых полторы недели и ни во что не ввязаться. Ну, выкладывайте.
Райана так и подмывало с невинными видом поинтересоваться «а почему это сразу я натворил?», но это было бы слишком по-детски. Так что он просто изложил новости. Много времени это не заняло, собеседник не прерывал его даже уточняющими вопросами.
– М-м, – протянул он. – Вы ставите меня в трудное положение, Симон… Или как вы предпочитаете, чтобы к вам обращались?
– Мне всё равно.
– Когда один и тот же человек сперва добывает сведения первостепенной важности, а потом по собственной инициативе проворачивает подобное дело… Вами наверняка заинтересуются наверху.
– Но ведь я состою в Корпусе, не так ли? Все контакты пойдут через вас.
– Потому я и говорю, что вы ставите меня в неудобное положение. Проклятье, вы могли хотя бы дождаться моего прибытия и согласовать свои действия со мной.
– Сожалею, но наши союзники – ттартиф настаивали, чтобы я действовал самостоятельно.
– А объяснить им, что у вас имеется руководство, вы, разумеется, сочли излишним. В этом ваша вечная беда, Симон – вы постоянно считаете, что вы самый умный, а все остальные ни на что не годны. Лучше б вы на досуге подумали, как увеличить обороноспособность Пангеи, пока была такая возможность.
– Лейтенант Танни представил докладную с указанием уязвимости Пангеи, ещё пребывая в училище имени Эстевес, – вдруг вмешался Рауль, опередив Райана. Тот удивлённо оглянулся, но встретиться взглядом с пилотом ему не удалось – Севье неотрывно смотрел на генерала. Но, судя по его эмоциональному настрою, что-то из сказанного окончательно разбило лёд недоверия каптри, и Рауль теперь вновь был полностью на стороне Танни.
– Вот как? – удивился Канхо. – Я её не видел.
– Я писал её на имя полковника Пикардо, – Райан пожал плечами. – Кстати, хотя это последнее, о чём я думал, Александр наверняка решит, что база на Посейдоне – месть за Пангею.
– Вам виднее, – Канхо крякнул и поднялся. – Старость не радость… Пойду, посижу в вашей кают-компании, там, помнится, был удобный диван. Заодно и послушаю, что скажет новый консул. Подумаю, стоит к нему ехать, или нет.
Он вышел в сопровождении своего адъютанта. Рауль хлопнул Райана по плечу и последовал за ними. Оставшись в одиночестве, Райан усмехнулся собственным мыслям и развалился в кресле, вытянув ноги. Пожалуй, генерал выбрал самый оптимальный вариант поведения: сделать вид, будто ничего особенного не случилось. И Райан с готовностью подхватил его игру. В самом деле, зачем им мелодраматичные сцены со взаимными упрёками и обвинениями? Каждый из них и так может без труда представить, что ему скажет оппонент и что сам он на это ответит.
Снова замигал сигнал вызова, и Райан бездумно ответил, даже не обратив внимания, что вызов не местный, а по межпланетной гиперсвязи. И тут же подпрыгнул в кресле:
– Давина!
Да, это была она. Сидящая на фоне какой-то тёмной стены на обычном офисном стуле… в одиночестве? Во всяком случае, в кадре рядом с ней никого не было. Хотя в том, что канал прослушивается, сомневаться не приходилось.
– Здравствуйте, Райан, – женщина бледно улыбнулась. Она была в такой же серой форме без знаков различия, которую носили курсанты на Аиде.
– Давина… Как ты?
– Я… хорошо, – она кивнула. – Да, хорошо.
Райан молчал. Это был тот редкий случай, когда он совершенно не знал, что сказать. Выпалить «я люблю тебя», вертевшееся на языке? Но тех, кто, вне всякого сомнения, слушал их сейчас, это абсолютно не касалось. Нет, Райан не боялся, что кто-то узнает об его чувствах. Но и делать свою любовь представлением для зрителей не собирался.
– С тобой всё в порядке? – повторил он.
– Да. Со мной всё в порядке. Я… хочу сказать вам кое-что.
– Да?
– Мне велели вам передать… – она запнулась и глубоко вздохнула. – «Симон, брось это дело. У тебя осталась жизнь, вот и пользуйся ею. Иначе нам вдвоём вновь станет тесно».
Давина снова вздохнула и закончила:
– Это всё.
– Давина… – в голове вертелись сотни дурацких и не очень вопросов, и он не знал, с какого начать. – Тебя там не обидели?
– Нет, – она вновь попыталась улыбнуться. – Мне пора.
– Подожди! Помнишь, что я тебе обещал на прощание? Я сдержу слово, клянусь тебе!
Связь оборвалась. Райан стукнул кулаком по краю пульта и некоторое время сидел, тупо глядя на тёмный экран. Потом сжал зубы, проверил, шла ли запись, и отправил копию разговора на коммуникатор Канхо. Послание Александра было предельно ясно, всё-таки не зря они столько времени провели вместе. Они оба знали, как думает другой. Слова, произнесённые Давиной, ничего не значили, смысл прочитывался между слов. Собственно, сам факт этой встречи в прямом эфире и был посланием.
У Симона Конверса никогда не было недостатка в женщинах – но действительно близких отношений не завязалось ни с одной. В сопливой юности он, было дело, влюбился в девушку на несколько лет старше себя, но так и не решился хотя бы заговорить с ней. А после серьёзных чувств у него и не было ни к кому. Линда Барток могла бы стать исключением, перейди их отношения грань товарищеских, но она этого не захотела. Учёба, служба, война, дела государственные и снова война… а на личную жизнь времени всё как-то не хватало. Нет, он не жил монахом, женщины приходили к нему сами – и исчезали порой раньше, чем он успевал запомнить их имена. Роль хозяйки дома и спутницы на обязательных для консула приёмах и визитах играла его доверенная секретарша, отношения с которой, кстати, тоже были сугубо деловыми. И Симон решил для себя, что он из тех мужчин, кому дружить удаётся лучше, чем любить. Так и было до тех пор, пока он не превратился в Райана Танни и не встретил Давину Мортимер.
Это судьба, думал Райан, разглядывая своё расплывчатое отражение в матовом экране. Он никогда не был ни суеверным, ни фаталистом, но уж очень необычно и в то же время правильно всё сложилось. Женщина, которая могла его убить. Женщина, которая его спасла. Главная женщина его жизни.
Кого же ещё он мог полюбить, как не её?
Он ни секунды не сомневался, что его любовь взаимна. Он видел это, читал в её глазах, раз уж её разум был закрыт для него, и даже то, что она его оттолкнула, стало лишь ещё одним подтверждением. Он ведь тоже был главным мужчиной её жизни. Они были связаны крепче, чем кто бы то ни было в этой вселенной. Они были обречены возненавидеть друг друга – или полюбить.