Что же касается места дислокации 1-го адзабского пехотного полка, то он размещался метрах в трехстах отсюда, на другой стороне улицы Гаэн Хигаси, там, где сейчас находится небоскреб «Токио Мидтаун». То есть, если М. Алексеевым и М. Н. Лукашевым все изложено правильно, получается, что советский резидент Японец жил напротив казарм одной воинской части, а свободное время любил проводить в компании хозяина фотоателье, что стояло напротив. В условиях Японии 1920-х годов выбор, что и говорить, не самый обычный. Ведь огромный белый иностранец (а Василий Сергеевич имел около 180 сантиметров роста при тогдашнем японском стандарте в 155–160 и весил около 80–85 килограммов) решил поселиться между расположениями двух крупных японских воинских частей с целью осуществления постоянного наблюдения за ними, точно зная, что за ним самим ведется слежка. К тому же надо заметить, что этот квартал и его окрестности — Адзабу и Акасака — не просто место, где расположены воинские части. Здесь не только несла службу, но и проживала значительная часть офицерского корпуса соединений японской армии, расквартированных в столице. Помимо упомянутых частей 1-й пехотной дивизии, там располагались еще два крупных воинских формирования, в том числе элитная 1-я гвардейская дивизия, а старшие офицеры и генералы издавна облюбовали эти живописные кварталы, испещренные крутыми спусками и подъемами, для своих квартир, домов и даже поместий. Совсем рядом, кстати, до наших дней сохранилась небольшая и очень скромная усадьба завершившего свой земной путь в 1912 году генерала Ноги Марэсукэ — национального героя Японии, осаждавшего русский Порт- Артур. Снова возвращаясь к Зорге, стоит вспомнить, что поселившийся именно на этом месте (!) радист его группы Макс Клаузен не выдержал психологического напряжения жизни среди военных и в конце концов упросил Зорге найти ему другую квартиру![236] Опасения Клаузена были небеспочвенны: вряд ли такое окружение смогло бы долго с дружелюбным доверием относиться к странному иностранцу. Получается, не имевший опыта японской жизни Клаузен это понимал, а Ощепков нет? Сознательно навлекал на себя подозрения? Но Василий Сергеевич совсем не похож на самоубийцу. Едва ли он сам предложил своему руководству в разведке отправить его вместо Южного Сахалина в Японию, а затем перебросить из Кобэ в Токио только для того, чтобы здесь, при помощи бдительных японских военных, его могла бы быстро вычислить японская военная контрразведка кэмпэйтай или политическая тайная полиция токко. Зачем же он поселился в столь необычном месте? Ответ прост: он там не жил. И вообще вся история с наблюдением за 3-м полком и «съемом информации» по 1-му полку — в значительной степени миф.
В документах токко сохранился точный адрес четы Ощепковых в Токио: Аояма, Минами-мати, 3-60[237]. Это хотя и недалеко от пресловутых казарм, но все же совсем другой район города. Дом, где Василий и Мария снимали двухкомнатную квартиру, стоял прямо на краю кладбища Аояма, в нескольких метрах от могильных рядов. Нам доподлинно неизвестно, почему рухнул первоначальный план поселиться в непосредственной близости от расположения частей 1-й пехотной дивизии — по стечению обстоятельств или по воле советского разведчика, понявшего, что Токио не Хабаровск и работать здесь так, как работали японцы у нас в 1904-м, не получится. Мы лишь знаем, что Ощепков выбрал другое место жительства, а значит, вся домашняя заготовка в стиле «сиди и смотри» не могла состояться.
От точки, где находилась квартира Ощепковых, до расположения обоих полков около 10–15 минут быстрым шагом — если напрямик, через кладбище. Однако ходить туда постоянно, чтобы понаблюдать за перемещениями военнослужащих императорской армии, было бы весьма странным «хобби» для иностранца, которого и так видно за версту. Логично предположить, что разведчик не шествовал туда напрямик, средь могил, а специально запутывал слежку, выписывая по городу сложные зигзаги. Японцы — слабые аналитики, но если человек, числящийся на подозрении в тайной полиции токко или военной полиции кэмпэйтай, как это было с Ощепковым, раз за разом в сложных маршрутах своих перемещений по городу постоянно оказывался бы у расположения воинских частей, то и они должны были бы это заметить. Для неоднократного посещения этого района необходимы были серьезные, очень серьезные основания, да и времени на такой «туризм» требовалось бы немало.
Впрочем, основанием мог стать тот самый большой заказ на рекламу, о котором упоминают историки: на изготовление рекламных фотографий, возможно, каких-то афиш фильмов, которые собирался закупать и показывать наш герой. Очень может быть, что и самое известное фото разведчика, где он запечатлен в образе франтоватого молодого человека в привычно скошенной на правый висок шляпе и с тросточкой в руках, сделано именно тут — в Адзабу. Но сколько раз в месяц допустимо было появиться у этого подрядчика, чтобы не вызвать подозрений ни у него, ни у полиции? Вряд ли много, да и обстановка во время переговоров может подходить для прояснения каких-то отдельных вопросов, но не для проявления постоянного любопытства в отношении соседней воинской части.
Возможно, ходил Василий Сергеевич и в клуб дзюдо, выполняя еще один пункт из своего плана. Пока неясно, где этот клуб находился в 1920-х годах, но чуть позже, на предвоенных японских картах он отмечен у южного склона холма Мамиана — как раз по соседству с ним жил тогда Рихард Зорге. В таком случае дорога к клубу тоже могла проходить мимо полков. Однако появляться там время от времени, не слишком часто, проходить мимо — это одно, а вести наблюдение — совсем другое. Думается, что Ощепков это понял, пусть даже и не сразу, а только оказавшись на местности, окунувшись в реальную обстановку, и это понимание стало важным моментом в перестройке всей его разведывательной работы в Токио.
«Разведка без денег — кружок кройки и шитья», — приводит М. Н. Лукашев остроумное замечание одного из наших сотрудников спецслужб, но именно в таких «кружках» долгие годы и «занимались» наши разведчики. Ощепков попал в особенно тяжелое положение. Он был первым резидентом после революции и Гражданской войны. Раньше в Японии он только учился, будучи подростком, да бывал в командировках, а оттого представление о расходах, которые должна нести резидентура, если и имел, то крайне смутное. Руководство в Приморье вообще не имело ни малейшего понятия о дороговизне жизни в Японии, но, судя по цитировавшимся документам, классовое чутье подсказывало, что все проблемы можно решить, если твердо верить в светлое будущее. Токио, где мировая революция должна была неминуемо победить уже совсем скоро, не мог быть в этом исключением.
Реальная жизнь оказалась бесконечно далека от лозунгов. Снимать жилье в Японии дорого сегодня и было дорого всегда. Особенно иностранцам, особенно в Токио, особенно в центре, где с профессиональной, оперативной точки зрения интересно было поселиться разведчику. Один из немногих способов найти в Японии квартиру подешевле, но в хорошем районе — поселиться рядом с кладбищем. Никому не хочется каждый день смотреть на могилы, а оттого такое жилье всегда дешевле. Да, это был плохой вариант, но выбора не оставалось. «Мои незавидные обстоятельства с жильем окончательно ставят меня в невыгодное положение», — передавал резидент в Центр, имея в виду невозможность хранения секретных материалов и стесненность в организации встреч с интересными для работы людьми. Из докладов Ощепкова нам известно, что именно в этот период частыми гостями в его доме становятся очень важные люди, представители своеобразного военного бомонда: барон, лейтенант кавалерии Ниси Такэити и еще один барон, лейтенант артиллерии Датэ Мунэмицу[238]. Первый из них, незаконнорожденный сын члена Тайного совета, выпускник придворного колледжа Гакусюин, где учились представители императорской фамилии, блестящий герой- кавалерист, в скором времени станет национальным героем Японии, победив в личном первенстве по конкуру на Олимпийских играх в Лос-Анджелесе в 1932 году[239]. Барон Датэ не снискал такой славы, как его друг, но происходил из значительно более древнего и богатого рода, учился в Англии и, похоже, тоже был целью перспективной разработки для советского разведчика.
