– Анекдота, – усмехнулся Крис безо всякого юмора в глазах.
– Какого еще анекдота?
– Была такая старая комедия – я уже забыл, как называется. Во Вторую мировую англичане придумали абсолютное оружие. Настолько смешной анекдот, что слушатели буквально умирают от смеха. Его дословно переводят на немецкий, записывают транскрипцию и начинают выкрикивать в мегафоны вдоль линии фронта. Окопы с другой стороны полны мертвых фашистов.
– Ага… ну и что?
– Это тот же самый информационный вирус. Как и идея насчет изображения, от которого люди могут сойти с ума. Мир не этого опасается?
– Идея совершенно дурацкая, ее полностью похоронили еще во время десятилетней давности слушаний в конгрессе.
– Допустим, это все-таки произошло в Кроссбэнке. Или что-то похожее.
– Кроссбэнк наблюдает за другой планетой! Даже если они наткнулись на что-то опасное, мы-то тут при чем?
– Ни при чем, если только проблема не связана с БЭК-кольцами. Единственное, что у нас с Кроссбэнком общего – это оборудование.
– Пусть так, но твои рассуждения до смешного голословны. Нет никаких свидетельств, что в Кроссбэнке что-то случилось.
Маргерит совсем забыла про обрывок журнальной страницы, который Крис стащил из клиники. Сейчас он достал его из кармана и положил на кухонный стол.
– Теперь есть.
Девятнадцать
Пока папы не было, Тесс смотрела телевизор. Телевидение Слепого Озера продолжало транслировать записи загруженных до блокады программ, в основном старые фильмы и сериалы. Сегодня показывали англо-индийский мюзикл со множеством танцев и разноцветных костюмов. Но Тесс его почти не видела.
Она обратила внимание, что папа ведет себя необычно, задает ей уйму вопросов про катастрофу самолета и про Криса, причем ни разу не упомянул Зеркальную Девочку. Как и Тесс: она хорошо знала, что при папе про нее лучше не говорить. В Кроссбэнке, пока родители были вместе, они часто ссорились: папа обвинял маму, что Зеркальная Девочка приходит из-за нее. Тесс удивлялась: между мамой и Зеркальной Девочкой не было ничего общего. Но она научилась молчать; когда она пыталась вмешаться, либо она сама, либо мама только начинали плакать.
Папа не любил слушать про Зеркальную Девочку. В последнее время он также не хотел слушать ни про маму, ни про Криса. Просто проводил вечер за вечером на кухне, разговаривая сам с собой. Тесс самостоятельно отправлялась в ванную, потом ложилась в постель и читала, пока не заснет.
Сегодня вечером она осталась дома одна. Сделала себе на кухне попкорн, потом очень аккуратно прибрала за собой и пошла смотреть кино «Дорога в Бомбей». Танцы были красивые. Но Тесс чувствовала в собственном взгляде настойчивое любопытство Зеркальной Девочки. «Это же просто танцы!» – сказала она ей с упреком. Разговаривать вслух, когда ты дома одна, было немного страшновато. Звук эхом отражался от стен. В отсутствие папы его дом казался слишком большим и неестественно аккуратным, словно модель дома, сооруженная напоказ. Тесс принялась бродить из комнаты в комнату, включая везде свет. При свете стало легче, хотя она была уверена – папа отругает ее за напрасную трату электричества.
Но он не отругал. Придя домой, папа только велел готовиться ко сну, а сам пошел на кухню и стал разговаривать по телефону. Наверху, уже выйдя из ванной, она продолжала слышать его голос, который все говорил, говорил, говорил. Говорил в телефон. Просто говорил. Тесс надела пижаму и легла с книгой в постель, но не смогла сосредоточиться на словах. В конце концов она выключила свет и лежала, глядя в окно.
Хотя окно ее спальни у папы дома выходило на юг, в сторону ворот и прерии, лежа, Тесс не могла видеть ничего, кроме неба. (Дверь она закрыла, чтобы свет не проник в комнату и не превратил оконное стекло в зеркало.) Небо сегодня было ясным и безлунным. На нем сияли звезды.
Мама часто разговаривала с ней про звезды. Тесс знала, что звезды, которые она видит по ночам, – это просто другие солнца очень далеко отсюда и вокруг них тоже обращаются планеты. У некоторых странные и красивые имена (например, Ригель или Сириус), у других – просто буквы и цифры, как у UMa47, будто их можно заказать на дом по каталогу. Каждой звезде невозможно дать имя, поскольку их больше, чем можно увидеть невооруженным глазом, целые миллиарды. Планеты есть не у каждой звезды, и лишь у немногих есть планеты, похожие на Землю. Но все равно таких землеподобных планет очень и очень много.
Зеркальную Девочку эти мысли очень заинтересовали, однако Тесс не обращала внимания на ее безмолвное присутствие. Зеркальная Девочка была теперь с ней так часто, что угрожала превратиться в то, чем ее всегда считал доктор Лейнстер: в часть самой Тесс.
Пожалуй, Зеркальная Девочка все-таки неправильное имя. Она действительно сперва появлялась в зеркалах, но Тесс теперь думала, что Зеркальной Девочке просто нравилось отражение Тесс, нравилось смотреть самой и чтобы смотрящийся в зеркало смотрел на тебя. Зеркала, симметрия: там Зеркальная Девочка чувствовала себя как дома. Все отраженное, или сложенное, или просто очень сложное. Зеркальная Девочка чувствовала родство с такими вещами, она их узнавала.
Сейчас Зеркальная Девочка смотрела глазами Тесс и видела снаружи за окном холодную зимнюю ночь и звезды. Тесс думала: правильно ли называть их свет звездным? Может, на самом деле это солнечный свет? Солнечный свет для кого-то другого?
Она заснула под отдаленное бормотание папиного голоса.
Утром папа был очень тихим. Не то чтобы он когда-либо был разговорчив до того, как выпьет кофе. Он сделал для Тесс завтрак – сварил овсянку. Коричневого сахара, чтобы посыпать овсянку, не было, только обычный белый. Она подождала, чтобы убедиться, что папа тоже поел. Но он так ничего и не съел, хотя дважды принимался шарить по кухонным шкафчикам, как будто что-то потерял.
В школу он отвез ее очень рано. Двери еще не открыли, а снаружи было ужасно холодно. Тесс заметила рядом со столбом, где на веревочке висел мяч, Эди Герундт. Эди поздоровалась с ней без особых эмоций и сообщила:
– У меня под курткой два свитера надето.
Тесс вежливо кивнула, хотя ей было все равно, сколько там на Эди Герундт свитеров. Нос Эди покраснел, а глаза блестели от жалящего ветра.
Мимо прошли двое мальчиков постарше и сказали что-то вроде: «Эди Ерунда и припадочная Тесс». Тесс их проигнорировала, а вот Эди зачем-то раскрыла рот, словно рыба; мальчики расхохотались над ней и пошли дальше. Зеркальную Девочку такое поведение очень заинтересовало – она не умела отличать людей друг от друга и не понимала, что смешного в Тесс или даже в Эди, а Тесс не могла ей объяснить. Мальчишки грубые, этот факт следовало принять и иметь в виду. Тесс на их месте вела бы себя иначе. Впрочем, ее часто искушало присоединиться к другим девочкам, когда они издеваются над Эди, хотя бы для того, чтобы не обращали внимания на нее саму. (Она редко поддавалась этому искушению, и потом ей всегда было очень стыдно.)
