Прикрываю глаза. Позволяю ветру ласкать моё, запрокинутое вверх лицо, путаться в волосах.
Немного зябко и хочется, чтобы кто-то сзади укрыл и спрятал в объятиях.
Кудесник…
А я ведь даже не знаю его имени.
Кто он? Откуда?
Мой таинственный возлюбленный, едва не погубивший меня.
Голос слышу не сразу. Поначалу он кажется просто шёпотом ветра, и, лишь вслушиваясь, различаю слова.
Иди ко мне.
Обволакивающе, тепло, лишая воли.
Иди ко мне.
С тоской, нежно, зовуще.
Иди ко мне.
Не могу сопротивляться.
Вспрыгиваю на парапет балкона и шагаю вперёд…
Сзади меня хватают поперёк талии и тащат вглубь комнаты. Отбиваюсь, кричу:
— Пусти, идиот. Меня звали!
Но Анатоль проявляет недюжинную силу и упрямство. Усаживает меня на диван, стискивает мои руки, чтобы я не брыкалась. Подбегает Мелоди, кидает в меня горсть пыльцы. И наваждение отпускает. Мотаю головой, будто хочу таким образом вытрясти остатки липкого шёпота, который всё ещё звучит и манит.
— Зов? — не спрашивает, а скорее констатирует Мелоди, с тревогой глядя на меня.
— Да, — киваю. Во рту пересохло так, что кажется, слова обдерут нёбо.
Понятливый Анатоль наливает воды и протягивает мне стакан. Пью жадно, а Мелоди, между тем, вещает:
— Это очень плохо, если ты слышала Зов. Стало быть, дни твои сочтены. И скоро ты, став золотистой пылью, присоединишься к сонму умерших сестёр.
От таких перспектив делается тоскливо. Но тосковать и умирать мне, как бы, ещё рановато: кто будет вытаскивать Сказочную страну из той ямы, куда она катится?
И тогда я рискую поспорить с предначертанным:
— А что если это лишь отголоски воздействия магии Чёрной Злобы? Ну… она воздействовала на кудесника… он — на меня… — кручу руками, показывая всю запутанность проблемы.
Мелоди грустнеет, дует губки и супит бровки. Расстроена — такой план не сработал. А ведь она, наверное, уже продумывала, какой музыкой проводит меня в Сияющее странствие.
Ну, извини, сестрёнка.
— Или так, — грустно говорит она.
— Но это же хорошо! — вставляет Анатоль. — Ведь весь план разработала она… Кстати, мы ведь незнакомы, я до сих пор не знаю вашего имени, прекрасная леди…
Он кланяется, метя воображаемой шляпой с перьями пол.
Я улыбаюсь и протягиваю руку:
— Айсель.
— Айсель? Какое удивительное имя. Кажется, от него исходит свечение. — Анатоль склоняется к моей руке и едва ощутимо целует. — Как и от вас самой…
Наверное, краснею, потому что чувствую, как загораются щёки.
— Мне дал это имя кот.
— У вашего кота хороший вкус.
— Ещё бы, ведь он — мяв-кун, искусственно выведенная раса котов-умников.
— Удивительно… — глаза Анатоля блестят по-мальчишески. — Познакомите нас?
— Всенепременно, вот только до академии доберёмся.
— Да, академия! — восклицает он и кидается к столу, где лежат густо исписанные листы. — Вот, ода готова. Нам пора в путь, к моей возлюбленной.
— Нет-нет, — вмешивается Мелоди, которая грустила и дулась во время нашего разговора с Анатолем. — Произведение сначала нужно прочесть вслух. Необходимо проверить, достаточно ли высок слог, хороши ли метафоры, изящны ли тропы…
— Тропы чистить будем потом, — чуть морщась, прерываю я. — Сейчас, во-первых, нет времени. Во-вторых, я полностью доверяю таланту Анатоля. Поэтому прошу, сестра, как можно скорее доставь этот опус в комитет. А мы…
— … отправимся в академию!
— Увы, нет. Сначала нам нужно навестить мою крестницу.
— Верно, — соглашается Мелоди, — это дельное предложное.
— Где же дельное? — возмущается Анатоль. — Мы же должны выручать Лидию…
— Лидию выручить успеем, а в доме моей крестнице я храню запасную волшебную палочку. А с палочкой будет сподручнее проблемы решать.
— Я же говорила: дельное! — Мелоди расцеловывает меня в обе щеки, сгребает письмена Анатоля и улетает прочь. И вслед за ней, шаля и резвясь, срываются лунные зайчики.
А нам с поэтом остаются земные заботы: придумать способ, как побыстрее добраться до владений моей крестницы.
У Анаталя ни транспорта, ни вариантов нет.
А меня осеняет, и я выдвигаю идею:
— Скоро стемнеет. Дождёмся мою мать, Королеву Маб, и позаимствуем у неё колесницу, запряжённую комарами.
Анатоль закашивается, потом робко выдаёт:
— Я несколько большеват для такой колесницы.
— Не страшно, — заявляю я, чуть приобнимая немного испуганного поэта, — мы тебя немного уменьшим. Маб это запросто провернёт.
Но Анатоль почему-то ойкает и оседает на пол.
Глава 26, в которой я провела…
Ночь спускается на землю медленно и вальяжно сытой чёрной кошкой. Укладывается на постель мира, светит жёлтыми звёздами глаз. С ночью приходит и мама. Она появляется под тихое серебристое пение сновидений. За ней плещется шарф из лунного света. Она подлетает на колеснице, оставляет её где-то в метре от пола, сама же — сходит вниз и вырастает до человеческих размеров.
— Ах, дитя моё, — говорит, осматривая меня, — если бы я знала, что твоё задание будет таким опасным, ни за чтобы не отпустила.
Обнимает меня, проводит пальцами по моим крыльям. На какое-то время они вновь загораются и трепещут. Но то лишь миг ложной надежды. Даже Маб не способна вернуть их в прежнее состояние.
Анатоль, всё так же сидящий на полу, смотрит на королеву фей тем завороженным взглядом, каким ребёнок смотрит на рождественскую ёлку, ожидая праздничной феерии и чуда. Это и немудрено, ведь она — сама красота и вечная юность. Когда-то я смотрела на неё так же. Теперь повзрослела и предпочитаю реализм. Поэтому отвечаю ей грустно:
— Ах, мама, всё ещё хуже. Мы живём в последние дни.
Она качает головой.
— Знаю, Мелоди принесла послание. Поэтому я и примчалась, — и снова пробегает пальцами по моим спине и рукам. — Что же я за мать, если допустила такое с тобой?..
Она вновь прижимает меня к себе, я утыкаюсь ей в плечо и плачу, как не плакала уже очень давно.
Маб гладит меня по волосам, баюкает и тихонько напевает. Чувствую себя маленькой, только родившейся феечкой. Как же было хорошо беспечно летать над прудами и играть с сёстрами на лугах в сиянии Луны.
Мама вздыхает.
