Другие владельцы последовали нашему примеру, и вскоре все собаки, их было около десятка, бегали по пляжу. Они прекрасно ладили между собой, а их хозяева уважали неписаные правила. Это был Собачий пляж, каким он и должен быть. И это была настоящая Флорида, чистая и свободная, Флорида былых, ныне забытых времен, неподвластная прогрессу.
Однако возникла одна проблема. Время шло, а Марли продолжал глотать соленую воду. Я бегал за ним с миской пресной воды, но он слишком перевозбудился и не пил ее. Несколько раз я подводил его прямо к миске и тыкал носом, но он презрительно отводил морду, словно это был уксус, и жаждал только одного: поскорее вернуться к своему новому лучшему другу Киллеру и другим собакам.
На мелководье он остановился и хлебнул соленой воды.
– Стой, дурачок! – закричал я на него. – Тебя же…
Я не успел договорить. Его взгляд стал стеклянным, и по горлу пошли спазмы. Он изогнул спину, несколько раз открывал и закрывал пасть. Его плечи поднялись, а живот втянулся. Я поспешил закончить фразу: «… вырвет».
Стоило мне это сказать, как Марли исполнил пророчество и совершил самое страшное преступление на Собачьем пляже. ГААААААААК!
Я запоздало бросился вытаскивать его на берег. Все уже шло наружу. ГААААААААК! На поверхности воды плавал собачий корм, который он проглотил вчера вечером, поразительно, что он выглядел совсем как новый. Между кусочками корма на воде покачивались непереваренные зерна кукурузы, которые Марли слизал с детских тарелок, колпачок от бутылочки молока и покалеченная головка маленького пластмассового солдатика. Полное очищение заняло не больше трех секунд, и, как только его желудок опустел, он снова выглядел весело, по-видимому, оправившись от тошноты. Марли словно хотел сказать: «Теперь, когда я с этим разобрался, кто хочет покачаться на волнах?» Я нервно оглянулся, но, казалось, никто ничего не заметил. Остальные собачники стояли далеко от нас и были заняты своими делами. Одна сидевшая ближе других мамаша вместе со своим ребенком увлеченно строила песочный замок, а несколько любителей загара, рассеянные по всему пляжу, спокойно лежали на спинах с закрытыми глазами. «Слава богу!» – подумал я, шагнул в рвотное пятно Марли и начал с непринужденным видом плескаться, чтобы скрыть улики. Что же последует? В любом случае, внушал я себе, хотя формально мы нарушили правило № 1 Собачьего пляжа, однако не причинили никакого реального вреда. В конце концов, это всего лишь непереваренная пища, и рыбки будут нам благодарны за корм, не так ли? Я даже подобрал колпачок от бутылки молока и головку пластмассового солдатика, чтобы не оставлять мусора.
– Послушай, – сказал я сурово и схватил Марли за ошейник, заставив его посмотреть мне в глаза. – Прекрати пить соленую воду. Какая же собака не знает, что эту воду пить нельзя?
Я уже подумывал увести его с пляжа, но пес выглядел отлично. У него в его животе не могло ничего остаться. Да, мы нанесли урон, но отделались легким испугом. Я отпустил его, и он сломя голову помчался к своему другу Киллеру.
Однако я кое-чего не учел: если желудок Марли мог оказаться совершенно пустым, то это не относится к его кишечнику. Солнечные блики на воде слепили, но краешком глаза видел, как Марли резвится с другими собаками. Пока я наблюдал за ним, он неожиданно прервал свою игру и начал выписывать небольшие окружности на мелководье. Это движение с кругами мне отлично знакомо. Он проделывал это каждое утро в саду на заднем дворе, когда собирался опорожнить кишечник. Это был ритуал, к тому же далеко не всякое место подходило для его подношения миру. Иногда бег по кругу занимал минуту и больше, пока Марли не примечал подходящее местечко. А теперь он кружил на мелководье, той зоне Собачьего пляжа, где ни одна собака не осмеливалась сбросить свои экскременты. Он уже приготовился принять нужную позу. На этот раз даже зрители появились. Хозяин Киллера и еще несколько собачников стояли всего в нескольких метрах. Мама с дочкой, оторвавшись от своего замка, смотрели на море. К нам приближалась пара, которая гуляла вдоль кромки воды, держась за руки.
– О нет, – прошептал я. – Господи, пожалуйста, только не это.
– Эй! – крикнул кто-то. – Уберите свою собаку!
– Остановите его! – взвизгнул еще один.
Как только прозвучали настороженные голоса, загорающие привстали, чтобы посмотреть, что вызвало переполох.
Я бросился бежать во весь опор, чтобы успеть схватить его, пока не поздно. Если мне удастся добежать до него и успею оттащить, прежде чем его кишечник придет в движение, то смогу прервать постыдный процесс и отвести Марли в дюну. Бросившись к нему, неожиданно почувствовал, как все это выглядит со стороны. Позорная сцена прокручивалась в сознании, как в замедленной съемке. Казалось, каждый мой шаг длится целую вечность. Ноги глухо шлепали по песку, руки в такт раскачивались в воздухе, а лицо исказилось, как в предсмертных муках. Пока я бежал, медленно проплывали кадры вокруг меня: молодая загоравшая женщина приподнялась, одной рукой придерживая купальник на груди, а другой прикрывая рот; мама схватила ребенка и побежала прочь от воды; собачники скривили лица от отвращения, а отдыхающие показывали пальцами; на шее хозяина Киллера вздулись вены, он что-то кричал. Марли уже остановился, присел и уставился в небо. И тут я услышал собственный крик, непривычный, гортанный, искаженный, протяжный, который перекрывал царивший шум:
– Нееееееееееееееееееееет!
Я был почти на месте, буквально в 30 сантиметрах от него.
– Нет, Марли, нет! Нет! Нет! Нет!
Все впустую. Только я добежал до него, его пронесло. Все с отвращением отпрянули. Хозяева собак бросились к своим питомцам. Загоравшие собирали полотенца. Все, это конец. Марли быстро выскочил из воды, радостно отряхнулся и, счастливый, повернулся, пыхтя, чтобы посмотреть на меня. Я достал из своего пакета пластиковую сумку, но понял, что при сложившихся обстоятельствах толку в ней мало. Волны накатывались, разнося жижу Марли по воде и прибрежному песку.
– Эй, чувак, – крикнул хозяин Киллера таким тоном, что я на миг представил себе диких кабанов перед последним, фатальным прыжком питбуля, – это не круто!
Да уж, это не было круто. Мы с Марли нарушили священное правило Собачьего пляжа. Мы загрязнили воду, и не один раз, а два, и всем испортили утро. Надо было быстро сматывать удочки.
– Извините, – пробормотал я хозяину Киллера, надевая поводок на Марли. – Он наглотался морской воды.
Когда мы сели в машину, я накинул на Марли полотенце и стал вытирать его. Он отряхивался, и вскоре я весь покрылся песком, брызгами и шерстью. Я злился на него. Я хотел его задушить. Но после драки кулаками не машут. Да и кому бы не стало плохо, когда в желудок попал почти литр соленой воды? Как и в большинстве проступков, совершаемых моим псом, на сей раз с его стороны не было никакой заготовки или злого умысла. Ведь Марли не выполнил команду вовсе не из-за сознательного желания унизить меня. Ему потребовалось кое-что сделать, и он сделал это. Правда, в неподходящем месте, в неподходящее время и перед неподходящими людьми. Я понимал, что он просто жертва своих недалеких умственных способностей. На пляже он стал единственным псом, который по собственной глупости жадно пил соленую воду. Моя собака была умственно отсталой. Как мог я винить за это Марли?
