Хотя Стив старался вести обычную жизнь, мировая известность диктовала свои правила; где бы он ни появлялся, его узнавали. Больше всего Кинга расстраивали походы в торговый центр. Если ему случалось приехать пораньше на встречу с читателями, он просто бродил по залу, глазея на витрины. Вокруг тут же начинали шептаться: «Это же Стивен Кинг!» Он старался не обращать внимания, но люди часто не отставали, увязываясь следом.
Издатели и редакторы, публиковавшие его в начале карьеры — многим из них Стив продолжал помогать, время от времени подкидывая то рассказик, то аннотацию, — также не избежали соблазна и часто не брезговали извлекать пользу из звездного статуса старого клиента. Его популярность эксплуатировали все, кому не лень. Журналы соревновались за право поместить громкое имя на обложку — раз от раза все более жирным шрифтом, — и ладно бы только журналы: антологии вроде «По следам кошмара» и «Байки при свете луны», а также некоторые из ежегодных сборников рассказов в жанре фэнтези внаглую наживались на бесплатной рекламе. Не то чтобы Стив их винил — подобные сборники рассказов разных писателей отчаянно нуждались в паре-тройке известных имен, чтобы завлечь читателя, — однако, на его взгляд, господа издатели несколько увлеклись: «На обложке каждого второго журнала, опубликованного в Штатах, на самом вид ном месте красовалось мое имя… Я чувствовал себя уличной девкой, чьи прелести выставлены напоказ в живой секс-витрине на Сорок второй улице».
Кинг объявил, что с этой минуты и впредь отказывается «торговать собой на потребу ушлым рекламщикам», и внес изменения во все договоры: отныне его имя могло быть помещено на обложку любого сборника исключительно как пункт списка, среди имен других авторов, оформленных в алфавитном порядке, на всех — один стандартный шрифт.
Чем больше народу охотилось за Стивом в надежде извлечь выгоду из его успеха, тем чаще он искал прибежище в тиши своего кабинета. Бангор являлся одним из тех немногих мест, где Кингу не нужно было никого из себя изображать; он мог просто расслабиться и стать самим собой… Впрочем, место, где Стив вырос и сформировался как писатель, вызывало у него совершенно противоположные эмоции.
«Я люблю Мэн и одновременно ненавижу, — признавал он. — Настоящий Мэн навевает горькое чувство. Ведь настоящий Мэн — это не омары и не Бар-Харбор, как считает большинство американцев, — ничего подобного… Беззубые бедняки, автомобили, ржавеющие у обочины, и люди, живущие в палатках посреди леса, а внутри палатки — огромный цветной телевизор, — таким видим родной штат мы, коренные мэнцы».
Ему не требовалось отправляться за тридевять земель на поиски сюжетов, которые ждали прямо под носом, в родном Бангоре: «Провинциальный городок — отличное место действия для напряженного сюжета, потому что мы понимаем, что там существует свой микрокосм. В Нью-Йорке могут проживать сотни тысяч городских пьяниц, а ведь нам вполне достаточно одного. И этот один всегда найдется в маленьком городке».
По мере того как Стив осваивал скрытые возможности Бангора, он все больше времени проводил с Тэбби и детьми. К примеру, Кинги любили собраться семьей за обеденным столом с одной книгой на всех: кто-то из членов семейства читал свой отрывок и передавал дальше — и так по кругу.
В другой игре Стив придумывал завязку и первые несколько строк истории, а затем передавал ее кому-нибудь из детей, и тот продолжал. Позже Джо и Оуэн стали играть в собственный вариант под названием «Пиши-читай»: один писал первую страницу рассказа, а другой подхватывал, и наоборот.
Джо явно пошел в отца. В возрасте двенадцати лет он написал эссе и послал его в «Бангор дейли ньюс». Через несколько дней эссе опубликовали. «Мне казалось, я вот-вот прославлюсь», — вспоминал позднее Джо. Однако стоило юному писателю увидеть газетную статью, как его энтузиазм угас. «Я читал и краснел: сплошные банальности и балабольство. В конце они добавили коротенькую приписку: „Джозеф Кинг — сын знаменитого автора бестселлеров Стивена Кинга“, — и мне стало ясно, что мой опус опубликовали по одной-единственной причине: из-за отца. Я был в том возрасте, когда страх унижения, пожалуй, сильнее страха смерти; почти сразу после того провала я начал подумывать, а не попробовать ли писать под другим именем».
В семье Кинг не существовало такого понятия, как «родительская цензура»: Стив и Тэбби не ограничивали детей в выборе фильмов или книг. В случае Джо подобная политика вылилась в пониженную восприимчивость подростка к любимому кино отца. На свой двенадцатый день рождения он сообщил родителям, что хочет пригласить друзей на просмотр «Рассвета мертвецов» — первый для большинства гостей и десятый (!) для самого Джо. Медленно, но верно его друзья один за другим покидали комнату, хотя нашлась парочка храбрецов, которые все же досмотрели фильм до конца, стуча зубами от страха и побелев как полотно…
Благодаря шумихе, поднявшейся после выхода «Кладбища домашних животных», когда в список изданных книг включили «Стрелка», выяснилось, что растет число людей, желающих иметь у себя все книги, принадлежащие перу любимого автора, будь то коллекционное издание «Куджо» или экземпляр мужского журнала с одним из его рассказов. Таких людей называют истинными коллекционерами; поклонники стремятся собрать полное собрание опубликованных сочинений писателя — до последней строчки.
Уже в 1984 году неофициальный список «Все произведения Кинга» был длинным. Помимо оригинальных изданий в твердом переплете, существовали книги в мягкой обложке и в обложке для массового рынка, а также зарубежные издания всевозможных форматов. Лимитированные издания в свою очередь делились на «подписанные и пронумерованные» и на «подписанные и с тиснением». К тому же существовали аудиокниги, видеоигры, сценарии, плакаты и рекламные материалы к фильмам, снятым по книгам Стивена Кинга, не говоря уже об изданиях книжных клубов, американских и зарубежных, — и, наконец, о романах Тэбби.
В последующие годы задача коллекционеров только усложнялась: так, однажды список эксклюзивных предметов пополнила подписанная, выпущенная ограниченным тиражом гитара Стивена Кинга. В 1977 году компания, производящая музыкальные инструменты, купила черный орех — дерево из киноверсии «Куджо» — и изготовила двести пятьдесят гитар из его древесины. Внутри каждой гитары наклеили стикер с автографом Стива.
Хотя он сам разрешил выпускать коллекционные издания своих произведений — в основном с целью помочь начинающим издателям, которым приходится нелегко, — со временем подобная практика стала вызывать у Кинга смешанные чувства: «Люди приносят книги, обернутые несколькими слоями целлофана, и разве что на колени не падают: „О! Умоляю вас, осторожнее с переплетом, не порвите завязочку!“ Ну не бред ли? Это ведь всего лишь книга, а не какая-нибудь гребаная „Мона Лиза“».
Кинг по-прежнему появлялся на публике во время писательских конференций, посвященных жанрам хоррор и фэнтези, — традиция, которую он стал поддерживать еще в конце семидесятых, — однако к началу восьмидесятых делал это реже и реже. Поклонники все больше его пугали: «Я недавно посетил пару научно-фантастических конвентов, и, скажу я вам, публика там — будь здоров, пришибленные на всю голову. Нет, на полном серьезе. Люди не от мира сего, связь с реальностью отсутствует напрочь. Мне вообще показалось, что каждый там сам себе злобный инопланетянин, — наверное, поэтому им и нравится научная фантастика».
