Он улыбнулся и помахал ей рукой.
– Суд удовлетворил исковое требование дочери пострадавшего, – зачитал судья, – и возвращает имущество, конфискованное у обвиняемого: собаку, кошку и клетку с попугаем.
Ударил барабан, и оркестр зычно урезал польку.
Официант торжественно подкатил тележку к столу главного судьи и легким движением руки снял салфетку. На столике ровной, аккуратной стопкой лежали туго перевязанные банковской лентой симпатичные, ароматные доллары. Главный судья взял одну пачку и понюхал, не ради удовольствия, а чисто в научных целях. На лице отразилась неописуемая радость бытия. Он взмахнул рукой, и оркестр оборвал начатую фразу.
– После «чистосердечного признания» суд отклонил ходатайство следствия об аресте обвиняемого, непосредственного организатора преступления, за неимением состава преступления, – зачитал судья и легким движением руки стукнул молоточком по наковальне, да так, что стол скрипнул и завалился.
И опять оркестр зычно урезал польку. Присяжные заседатели стали выскакивать из вольера и, издавая дикие вопли, пускаться в бешеный пляс. Из большой бочки в изобилии лилось вино, наполняя подставляемые емкости. Пили из всего, что попадало под руку, и даже из собственных галош. Из могил поднимались грешники в сохранившейся форменной одежде и бесстыдно обнимали девок с венками на голове. Очумевшие от выпитого молодые заседатели, прикрывая лица черными балаклавами, на радостях бросали взрывпакеты, из которых возгорались кострища. В чадящем дыму, в огне, в летающем пепле, вопле и грохоте вертелся, хороводил дьявольский шабаш, дирижируемый козлобородым судьей.
И в этот момент гнилые стены избы стали рассыпаться, открыв шикарный особняк, а «горбатый» запорожец превратился в черный мерседес. Два мордоворота распахнули кованые створки ворот, и машина выехала. За рулем сидел Круглолицый, с доброй улыбкой на лице, на котором торчала черная с проседью клиновидная бородка.
Встав с постели, Маргарита приняла освежающий душ и, посмотрев в зеркало, вспомнила, что ей должен позвонить вчерашний преследователь, а она совсем не готова. Подойдя к шкафу, она стала вытаскивать вещи, прикидывать, что ей надеть. Все не подходило. Вещи были строгого фасона и совсем не подходили для вечернего приема. Единственное, что было более приемлемо – это нижнее белье. Сняв полотенце, она надела комбинацию, которую ей когда-то привез отец из Франции, и посмотрела на себя в зеркало. Вещь сидела прекрасно, но опухшее от слез лицо и ранние морщинки не совсем радовали. В глазах играл какой-то нездоровый блеск, и распущенные волосы придавали лицу дьявольский вид. И тут пришла мысль, она спросила сама себя: «А зачем все это надо? Уже ничего не вернуть». – И от этой мысли на душе сразу стало спокойно и даже как-то весело, отчего Маргарита улыбнулась и подмигнула сама себе в зеркале. Вернув все вещи обратно в шкаф, она подошла к журнальному столику, села в кресло, взяла телефон и отключила связь.
В вечернем чистом небе висела полная луна. Деревья, одетые нежной чистой листвой, словно замерли в немом ожидании освежающего ветерка, и только радостное щебетание влюбленных птиц оживляло звонкую тишину.
Маргарита взяла модный журнал с красочными иллюстрациями, полистала без интереса и бросила на диван. Взяла телефон, включила, подумала и снова выключила, бросила на диван. И тут, ни с того ни с сего, включился телевизор. По экрану побежали цветные волны.
– Черт побери! – выругалась Маргарита. – Еще этого не хватало.
Она стала искать пульт, чтобы отключить телевизор, разбрасывая стопки журналов с журнального столика.
– Пульт ищете?
Она обернулась. С экрана телевизора на нее смотрел вчерашний преследователь, который назвался Азазелем. Он протянул ей пульт.
– Возьмите, он мне не нужен.
Непонятно почему, даже не осознавая, что делает, Маргарита, подчиняясь чьей-то воле, подошла к телевизору и протянула руку за пультом. И в тот же момент неведомая сила телепортировала ее за экран телевизора, и она оказалось в телевизионной студии рядом с Азазелем.
– Нехорошо отключать телефон, – покачал головой Азазель, и его глаза заискрились зелеными огоньками. – Слово надо держать, коль уж вы королевской крови. Идите прямо и ничего не бойтесь. Когда надо, вас найдут.
Он открыл дверь, и Маргарита оказалась в длинном ярко освещенном коридоре телецентра с множеством дверей, на которых висели таблички с названием разных редакций, технических служб, съемочных павильонов с мигающими табло «Внимание, идет эфир». Из комнаты в комнату, не обращая внимания на Маргариту, через нее бегали сотрудники с кипами бумаг, разнося их по редакциям, техники с аппаратурой, то ли съемочной, то ли звукозаписывающей, рабочие, перетаскивающие части декораций, а между ними, матерясь на чем свет стоит, метались звезды, такие далекие, но такие близкие нашему сердцу. Дойдя до конца коридора, Маргарита остановилась перед дверью, которая сама открылась, и спокойный голос пригласил:
– Входите, Маргарита Николаевна, мы вас ждем. Сердце Маргариты похолодело.
То, что Маргарита увидела, войдя в павильон, поразило ее до глубины души. Было такое ощущение, что она попала в комиссионный магазин старинной утвари. Специфические машины, агрегаты, всевозможные ретро аксессуары, украшения, изобилующие рычагами, вентиляторами, шестеренками, отделанные блестящей медью, деревом, кожей. Вокруг застывшие позы людей. Дамы в корсетах и кринолинах, в капорах и чулках с подвязками, в коротких юбках и просто кое в чем. Мужчины в костюмах с жилетками, коротких гетрах. Аристократы в цилиндрах и пальто, фраках, в брюках и рубашках с кружевами, курящие трубки и не курящие, пьющие и не пьющие со специфическими аксессуарами – часами на цепочке, тростью, зонтиком. Рабочие, в кепках, куртках, сапогах и прочем техническом и механическом оснащении.
– Вас удивило? – спросил ее незнакомый голос.
Маргарита обернулась. Перед ней во фрачном наряде, в цилиндре, в монокле, с подвитыми усиками на наглом лице, стоял английский то ли аристократ, то ли маг, чародей, переводчик, или черт знает кто на самом деле.
– Разрешите представиться – Лукавый. Не удивляйтесь! Это колбасятся паропанки, или, как они себя называют, – стимпанки. Мама родная, язык поломаешь, пока выговоришь. Для них мир застыл на технологиях второй половины девятнадцатого века, эпохи викторианской Англии. И пусть меня два раза переедет этот паровоз, если это не протест против сегодняшних разных ноу-хау, приносящих вред экологии и человечеству. А вообще, спасибо Жюль Верну, Герберту Уэллсу, и пусть мне не видать, как своих ушей, самого крутого в мире автомобиля «Bugatti Veyron», скажу честно, здесь наворочено все: романтика, драма чувств, юмор, пародия, фантазия, утопия и даже в наличии низкие страсти человеческой природы: похоть, гнев, тщеславие, алчность, зависть.
Подойдя к древнему фонарному столбу, на котором висел кусок рельса, Лукавый ударил по нему молотком и громко выкрикнул:
– Господа, ее величество королева! – низко поклонился Маргарите и тихо прошептал ей на ухо: – Оказывайте им знаки внимания, это ваши подданные.
