– Так ведь и мужа твоего зовут Миша, – добавил Володя Муханов, – значит, ты живёшь как в сказке, с тремя медведями в одной берлоге и работаешь у них лучом Света в медвежьем царстве.
– Ты Володя, в своём амплуа, – хлопнул его по плечу ИО зав. кафедры, – но прежде чем ты начнёшь нас пародировать, я хочу рассказать одну историю, и, если кто-нибудь сможет её уточнить, буду крайне признателен. Так вот, два года назад я отмечал защиту докторской в ресторане «Голубое небо». К нам подошёл официант, очень похожий на Женьку Гончарова, только был он намного толще, выглядел гораздо старше и значительно потрёпаннее. Я не мог поверить своим глазам и спросил:
– Женя, это ты?
– Вы ошиблись, – ответил он, и, взяв заказ, ушёл. Но я узнал его голос и решил поговорить с ним, когда он вновь появится у нашего стола, однако он больше не показывался. Стопроцентной уверенности у меня не было и я решил придти туда на следующий день, чтобы узнать работает ли там Евгений Гончаров, но до сих пор так и не собрался. Так вот я хотел спросить, он это или нет. Может вы его встречали.
– Встречали, – сказал Саша, – и говорили. Это он. Свою прежнюю жизнь он вспоминать не хочет и насильно окунать его в прошлое не стоит. Главное, что теперь ему хорошо. Он сыт, пьян и нос в табаке. Неважно, что когда-то он был способным студентом, а потом подающим надежды аспирантом. Важно, что после смерти отца никто его не подталкивал и никто не помогал, а сам он погнался за быстрыми заработками, поэтому он там, где ты его видел и ничего уже не сделаешь.
– Откуда ты знаешь? – спросил Миша.
– Он сам мне рассказал, когда ремонтировал у меня свою машину.
– У каждого свой путь, – сказал Володя, – я тоже занимаюсь не тем, чему нас учили – до сих пор играю в театре миниатюр, а мои коллеги – студенты и аспиранты. Есть даже один уже далеко не молодой доцент. Я там второй по старшинству и внимательно слежу за идеологической стороной художественной самодеятельности. Вы же понимаете, что студентам воли давать нельзя, за ними нужен глаз да глаз.
– Я слышал, что у тебя там задействованы не только глаза, но и другие части тела, – заметил Борис.
– Конечно, – не стал спорить Володя, – и руки, и ноги и мимика. Я вам сейчас всё это покажу.
Как только Володя начал представление, Наташа Караваева легонько толкнула Витю Ерёмина, который, как обычно, сидел рядом и тихо спал, положив голову ей на плечо. Витя проснулся и, поддавшись общему настроению, громко засмеялся. Однако очень скоро смех его затих, глаза закрылись, а голова опять упала на Наташино плечо.
Когда все уже стали расходиться, Борис вспомнил про плакат, исправленный его другом, и спросил:
– Миша, а кто, в конце концов, победил, идеи или иудеи.
– Победил я. После Сашкиной аварии я повесил здесь революционное изречение типа того, что если человек хочет учиться, он найдёт способ, а если не хочет – выдумает причину. Эта агитка тут бы и висела, но встреча с Женей так на меня подействовала, что я её убрал и попросил студентов написать высказывание Генри Форда, – он махнул рукой в сторону лаборатории, над которой красовалась надпись:
Считает человек, что добьётся своего или уверен, что его ждёт провал – он в обоих случаях прав.
По дороге домой Саша сказал, что в следующую субботу в Парке культуры собираются памятники и можно туда пойти развлечься.
– Какие ещё памятники? – не понял Коган.
– Члены общества «Память».
– Это без меня.
– Неужели тебе не интересно?
– Они инородцев на свои встречи не пускают.
– Я скажу, что ты со мной.
– Давай лучше просто где-нибудь посидим.
– Чудак, там будет бесплатное представление. Питекантропы без намордников.
– А если они мне кости переломают?
– Тогда я скажу Рае, что ты не виноват и это я тебя туда затащил.
– Это меняет дело.
Митинг проходил в Нескучном саду. В центре находилась трибуна с микрофоном и мощные динамики, так что выступавших было слышно далеко за пределами большой поляны. Все они называли себя патриотами и говорили о том, как малый злостный народец, живущий на их родине, на протяжении веков спаивает простодушных славян, не умеющих противостоять хитроумным козням. Кроме того инородцы используют кровь христианских младенцев для изготовления мацы, а самые извращённые их представители, приняв русские фамилии, захватили власть и довели страну до полной нищеты.
Все эти обвинения были не новы и повторялись на протяжении веков, но сейчас Боря находился в огромной толпе, которая негодующе реагировала на каждое слово. Особенно неприятное впечатление произвело выступление патриота Кирилла Владимировича Тураева. К тому времени он уже спился, его выгнали из отдела кадров и он работал сторожем. Тураев приписывал такой крутой поворот в своей судьбе проискам евреев, которые в добрые старые времена, несмотря на свою мерзкую сущность, всё-таки знали своё место. Он уверенно читал речь, которую после многократных повторений знал почти наизусть.
– В Москве и области живёт 1,9 % жидов, – говорил он, – но они занимают все ключевые позиции. У меня нет сведений о том, сколько среди них кандидатов и докторов наук, однако с помощью своей тайной сети они плетут интриги против русского народа, а своих детей пристраивают в самые престижные места. Например, в специализированных физико-математических школах их учится 14,5 %, от общего числа учеников, в школах с усиленным изучением иностранных языков 11 %, а в ПТУ Москвы и области всего два человека, да и те полужидки.
Откуда он взял эти цифры и насколько они соответствовали действительности, было неизвестно. Борис попытался сосчитать, сколько же это получается, но его вычисления были прерваны громким криком Саши:
– В ПТУ их всех, а то ишь стипендии получают, зарплаты докторские, а мы тут за них на стройках вкалываем.
Тураев одобрительно кивнул и закончил своё выступление тем, что призвал все прогрессивные силы объединяться в борьбе против инородцев. Когда он сошёл с трибуны, ведущий зачитал записку, в которой говорилось, что в России отношение к евреям было мерой порядочности человека и все великие русские люди боролись с антисемитизмом, что ясно видно из их высказываний.
– Интересно было бы услышать эти высказывания, – ехидно заметил ведущий, уверенный, что автор записки не отважится выступить перед такой аудиторией, – мы предоставляем трибуну не только своим единомышленникам. Давай, писатель, выходи, процитируй наших классиков. Только уж, пожалуйста, не каг’тавь, а то здесь тебя п’госто не поймут.
В толпе захохотали, но к немалому удивлению присутствующих к трибуне пробрался молодой человек, поднялся на неё и взял микрофон. Заподозрить в нём инородца было невозможно.
– Как же так, – разочарованно сказал ведущий, – русский парень, а защищаешь пархатых.
– Потому и защищаю, что я русский. Сами они на вашем собрании выступать боятся. Они уже достаточно натерпелись от черносотенцев.
