— Его забрали в больницу. Он был еще жив, но выглядел очень плохо.
Ник уже не слушал. Он повернулся и начал пробираться сквозь толпу, затем сел в машину и поехал в больницу. На душе у него было тяжело. Он знал, что почувствует, когда войдет в больницу. Его действия были, как фрагменты слайд-шоу: он спросил в регистратуре о Марвине, нажал кнопку лифта, вошел в отделение интенсивной терапии.
Медсестра в регистратуре остановила его.
— Чем я могу вам помочь?
— Моего… друга привезли сюда. Мне нужно его увидеть.
Тошнота уже подступала к горлу. Темные круги расплывались перед глазами, но он не мог сейчас потерять сознание. Ник назвал женщине имя пациента — Марвин. Уголки ее рта опустились, что было явным признаком сочувствия. А это дурной знак, черт побери.
Она указала на холл.
— Палата четыреста восемнадцать.
Ник побежал по коридору. Перед палатой Марвина он глубоко вздохнул, толкнул дверь и вошел. Тошнота с новой силой подступила к горлу.
В палате было так много оборудования, что она напоминала сцену из фильма «Звездные войны». Марвин лежал на кровати, вернее, Ник предположил, что это был Марвин, поскольку человек был весь перебинтован и невозможно было рассмотреть черты его лица. Хорошенькая медсестра в белом халатике стояла рядом с кроватью, возясь с трубками, которые тянулись от Марвина, как щупальца осьминога. Она повернулась и улыбнулась Нику. У нее была гладкая смуглая кожа и большие карие глаза.
— Вы родственник? — спросила она.
Ник покачал головой.
— Друг. Как он?
— Держится. Раны очень серьезные, но ему вообще повезло, что он остался жив после всего случившегося.
Ник кивнул и стал по другую сторону кровати. Рука Марвина была туго перевязана, но Ник сжал кончики пальцев, которые выглядывали из-под белой повязки. Он пристально смотрел на Марвина, вспоминая, как тот все время его раздражал, как хотелось избавиться от него. Сейчас Ник многое отдал бы, чтобы прозвучал один из его по-детски глупых и раздражающих комментариев или снова раздались его мольбы взять его в это дело. Последний раз, когда они разговаривали, Ник ругал Марвина за глупый трюк с Мозесом.
— Прости, дружище. Я просто пытался защитить тебя, — проговорил он хриплым голосом, чувствуя, что сейчас расплачется.
Услышав какой-то шорох у двери, Ник оглянулся и увидел женскую копию Марвина, входившую в комнату. Девушка была худенькой, с такими же непослушными волосами. Затем он вспомнил, что у Марвина была сестра. Должно быть, это она.
Ник отпустил руку Марвина и подошел к ней.
— Привет. Я Ник Лазитер.
Девушка кивнула.
— Я знаю. Он все время говорил о вас. А я его сестра Рамона. — Ее глаза наполнились слезами, когда она посмотрела на неподвижное тело брата. — Что все-таки произошло? Мне, конечно, сказали, что был какой-то взрыв, но как? Как это случилось?
— Я точно не знаю, — признался Ник. — Сейчас как раз идет расследование.
Рамона кивнула, и слезы покатились из ее глаз. Она протянула руки, и Ник, поколебавшись секунду, неловко ее обнял. Она крепко прижалась к нему и похлопала по плечу, а потом направилась в сторону брата.
Ник все еще боролся с приступом тошноты. Хотя этот случай был не похож на другие, он нутром чувствовал причастность Железного Дровосека. Этот маньяк искалечил, может даже убил Марвина. Зверски расправился с Сориной. Чуть не лишил жизни Равин. Этот сукин сын заходил все дальше в своих преступлениях.
Мобильный телефон Ника остался в машине, и он увидел пропущенный звонок. От Фила. Ник перезвонил.
— У меня еще ничего нет, — сказал он Филу. — Но я гарантирую тебе, что скоро будет.
— Зачем ты сейчас это говоришь? — спросил Фил. — Последнее время ты не был уверен. Почему сейчас?
— Потому. — Ник начал заводить машину, держа руль одной рукой, а телефон другой. — Потому что я вернулся. Он слишком напакостил мне. Этот тип просто озверел.
Равин открыла дверь. На крыльце стояла ее бабушка.
— Да? — произнесла Равин, не приглашая женщину войти.
Старушка улыбнулась.
— Я только хотела снова тебя увидеть, узнать, как твои дела.
— У меня все хорошо, — сказала Равин.
— Можно мне войти?
Девушка заколебалась, но потом отступила в сторону.
— Проходите. Присаживайтесь.
Бабушка опустилась на диван в гостиной и нервно улыбнулась.
— Ты такая красивая. Ты стала восхитительной девушкой.
Равин не обратила внимания на ее слова.
— Чем могу помочь?
— Я просто хотела узнать, как ты живешь здесь одна. Ты уже вернулась на работу в магазин?
— Откуда вы знаете о магазине?
Старушка пожала плечами.
— Я многое знаю о тебе, дорогая. Ты и твоя сестра более двадцати лет были для меня смыслом жизни. Просто я жила отдельно. — Слезы выступили у нее на глазах, и женщина отвела взгляд. — Мне хотелось бы вернуться до того, как Сорина…
— Я не уверена, что это была бы хорошая мысль. Сорина была впечатлительной. Ваше появление в ее жизни и рассказы о нашем отце могли бы опечалить ее.
— Все имеют право знать о своем прошлом. — Старушка сложила руки на коленях. — Аты знаешь о своем прошлом? Почему ты так тяжело дышишь?
Равин действительно задыхалась. Откуда этой женщине столько известно? Равин сжалась от недоброго предчувствия, и ей стало ясно, что она не хочет больше ничего слышать.
— Вам лучше уйти.
— Я не собиралась тебя пугать. Просто я хочу, чтобы ты поняла, почему так себя чувствуешь. Это все из-за твоей прошлой жизни.
Равин не сомневалась в том, что жила раньше, не сомневалась, что у нее было много жизней. Это было учение ее общины. Но она не знала подробностей и не была уверена, что хотела бы их узнать. Однако ее бабушка настаивала, несмотря ни на что.
— Ты была повешена по обвинению в колдовстве. Вот откуда у тебя этот сильный страх. Во время процесса ты не выказала никаких эмоций, не раскаялась. Это только убедило судей в твоей виновности. Отказ поддаться своим эмоциям частично и привел к твоей гибели. Даже сейчас ты все еще стараешься не показывать своих чувств.
— Ради бога, я же скорблю по Сорине!
Старушка кивнула.
— Это легко. Она была твоей сестрой, и теперь ее нет. Ты должна научиться проявлять свои чувства к тому, кто сможет ответить тебе взаимностью или, наоборот, отвергнет тебя. Ты должна научиться проявлять настоящие эмоции. Дерзкие эмоции.
Равин посмотрела в окно. За прозрачными темно-красными шторами светила луна. Пытаясь сохранять спокойствие в голосе, она сказала:
