— Я уже говорила, что для этого я слишком дочь своего отца.
— Ты бы попыталась убить меня сама.
— Да.
— И ты смог бы защитить себя, — сказал Рис, — только убив дочь Эссуса и его внуков одновременно. Думаю, ты скорее дал бы ей себя убить.
Баринтус развернулся к Рису:
— Не лезь в это дело, Кромм Круах. Или ты забыл, что я помню твое первое имя, куда более древнее?
Рис засмеялся, донельзя изумив Баринтуса:
— О нет, Мананнан Мак-Ллир, На моем прежнем имени тебе не сыграть. Я уже не тот, кто его носил, и так давно не тот, что старое имя не имеет ко мне нынешнему никакого отношения.
— Довольно, сказала я, немного успокоившись. — Мы уезжаем, и я хочу, чтобы ты, Баринтус, к вечеру приехал в большой дом.
— Я буду рад разделить ужин со своей принцессой.
— Захвати с собой сумку с вещами, ты какое-то время поживешь в главной резиденции.
— Я предпочел бы оставаться у моря, — сказал он.
— Не важно, что ты предпочел бы. Я хочу, чтобы ты отправился в большой дом вместе с другими моими стражами.
Лицо у него стало почти страдальческое:
— Я так долго жил вдали от моря, Мередит.
— Я помню. Я видела тебя купающимся в волнах, ты никогда еще не бывал на моей памяти таким счастливым. Я бы охотно оставила тебя вблизи твоей стихии, но ты сегодня показал, что морская вода ударила тебе в голову не хуже капитанского рома. Ты опьянен близостью волн и песка, так что ты переедешь в большой дом и протрезвеешь.
Глаза у него налились злостью, а волосы снова странным образом заволновались, будто от скрытого в них течения.
— А если я откажусь переезжать?
— Я так понимаю, ты отказываешься выполнять прямой приказ своего сюзерена?
— Я спрашиваю, что ты сделаешь, если я ему не подчинюсь.
— Ты больше не будешь жить на побережье. Я отошлю тебя обратно к Неблагому двору, и ты из первых рук узнаешь, сколько крови фейри всех рас и разновидностей льет Андаис, пытаясь укротить магию, перекраивающую ее королевство. Она думала, что с моим отъездом магия угомонится и она снова возьмет все в свои руки, но не я всему виной, а Богиня. Волшебная страна вновь ожила, а все вы, старейшие, кажется, забыли, что это значит.
— Я ничего не забыл, — сказал он.
— Неправда.
— Я никогда тебе не лгал и не буду.
— Значит, ты лжешь себе. — Я повернулась к остальным: — Идем. Нас давно ждут.
Я направилась к двери, и за мной пошли почти все. Я бросила через плечо:
— К ужину будь в большом доме, Баринтус, или садись на самолет до Сент-Луиса.
— Если я вернусь, она будет пытать меня бесконечно — сказал он.
Я остановилась на пороге, стражи расступились, открывая мне вид.
— А не этим ли ты только что угрожал Галену?
Он смотрел на меня с укором:
— Ты все еще действуешь по велению сердца, а не головы, Мередит.
— Знаешь старую мудрость? Никогда не становись между женщиной и ее любовью. Так вот, не угрожай моим любимым, потому что я даже Летнюю страну переверну, защищая свое.
«Летней страной» у нас называют небеса.
— Я приеду к ужину, — сказал он, поклонившись. — Ваше величество.
— Буду очень рада, — ответила я чистую неправду.
Вот только мне и не хватало в доме разозленного эгоцентричного бывшего бога. Но иногда делаешь не то, что хочешь, а то, что необходимо. А прямо сейчас нам было необходимо ехать на осмотр места преступления и зарабатывать деньги на прокорм той толпы народу, которую приходится содержать. Вот бы к титулу автоматически прилагались деньги, дома и избавление от забот! Но я еще ни разу не слышала о счастливой и беззаботной принцессе фейри. В одном сказки правы — пока не доберешься до конца рассказа, тебя ждет сплошная череда бед и загадок. Я-то, можно сказать, до счастливого конца сказки добралась, но в настоящей жизни, в отличие от сказок, конца не бывает — ни счастливого, ни какого другого. Пока живешь, история продолжается. Только что ты думаешь, что все у тебя налажено, все под контролем, но секунда — и понимаешь, что контроль твой — только иллюзия.
Я молилась Богине, чтобы Баринтус не вынудил меня его убить. Мне было бы больно это делать, но пока я выходила на яркое калифорнийское солнце и надевала темные очки, в груди у меня сгустилось что-то твердое и холодное. Уверенность, что, если он надавит слишком сильно, я выполню свою угрозу в точности. Может быть, я больше похожа на свою тетку, чем мне хочется думать.
Глава 29
Дойл, Холод и Усна сели во внедорожник, причем Усна — на водительское место, с помощью гламора придав себе мой облик. Я удивилась, что у него есть водительские права, но оказалось, что он покидал волшебную страну и изучал окружающую местность задолго до того, как я родилась. Я спросила зачем, и он ответил: «Кошки любопытны»; По его глазам я догадалась, что другого ответа не получу.
Гламор Усны не выдержал бы испытания толпой — один случайный толчок, и иллюзия бы рухнула. Поэтому со мной в гущу людей он не шел. Но мы надеялись, что его неустойчивая иллюзия сумеет обмануть журналистов и отвлечь их от ворот, чтобы мы смогли выехать спокойно.
Зато его напарница Катбодуа вполне могла поехать с нами. Она остановилась на миг посреди гостиной в своей мантии из вороновых перьев, так сливающейся с ее иссиня-черными волосами, что не понять было, где кончаются волосы и где начинаются перья. Белое пятно ее лица словно выплывало из этой абсолютной, как у Дойла, черноты.
Прямо на глазах перья разгладились, превратившись в черный длинный плащ. Ей осталось только смягчить нечеловеческую бледность до нормального оттенка белой кожи. Женщин-стражниц пока так мало фотографировали, что им достаточно изменить цвет глаз, волос и кожи да переодеться. Шаред превратила золотые волосы в каштаново-золотистые, а кожу — в слегка загорелую. Сине-звездные глаза стали просто голубыми. Она осталась красива, но вполне человеческой красотой; даже шестифутовый рост и худоба не выделяли ее из толпы так, как это было бы на Среднем Западе. В Лос-Анджелесе живут тысячи высоких стройных красоток, которые пытались прорваться в кино, но удовлетворились более приземленными занятиями.
Гален придал коротким кудрям неопределенный русый цвет, а глазам — неопределенно-карий, кожа покрылась сильным загаром. Черты лица и фигуру он тоже слегка изменил, чтобы выглядеть попроще. Таких приятных улыбчивых парней, каким он стал, полно на любом пляже. Рис иллюзией восстановил утраченный глаз и придал глазам приятный, но не слишком выразительный голубой цвет. Длинные кудри он попросту запрятал под шляпу, примелькавшийся плащ оставил на вешалке и оделся в джинсы, футболку и пиджак, в котором был на работе в субботу. Модные высветленные джинсы были его собственные, а футболку пришлось у кого-то просить. В плечах она сидела хорошо, но была длинновата, так что он заправил ее под пояс джинсов. Ноги Рис всунул в ботинки и был готов.
