Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Трактат этот, по форме напоминавший турецкие средневековые социально-дидактические трактаты, в которых рассматривалось положение страны и предлагались меры для его улучшения, по содержанию был страстным призывом к широким реформам на основе европейского опыта, к развитию науки и культуры с учетом достижений европейских стран. В сочинении Ибрагима Мютеферрика впервые в турецкой литературе были кратко описаны различные способы управления государством, в том числе демократический, при котором управление находится в руках выборных лиц. Автор трактата представал перед турецким читателем как убежденный сторонник просвещенной монархии. Он обрушивался на беспорядки и несправедливость, свойственные абсолютистским режимам, обличал зло кровопролитных войн, высоко оценивал роль научных знаний в жизни общества. Основной же практической задачей автора трактата было стремление доказать крайнюю необходимость военной реформы на основе опыта европейских держав. Ибрагим Мютеферрика утверждал, что «отсутствие хорошего устройства и нужной организации» в армии любого государя приводит к оскудению казны, следствием чего становится «опустошение страны».
Ибрагим Мютеферрика был убежден в превосходстве мусульманского вероучения над христианским. Военные неудачи империи он объяснял, в частности, «небрежным выполнением заповедей шариата». Таким образом, автор записки полагал, что нормы и институты ислама вполне пригодны для обеспечения прогресса в условиях XVIII в. Эту идею защищали все османские реформаторы и в конце XVIII–XIX вв.
Но не это было главным. Ценность труда Ибрагима Мютеферрика состояла в пропаганде совершенно новых для турецкого общества той поры идей о возможности и необходимости заимствования опыта передовых европейских государств. Кроме того, трактат турецкого первопечатника, обращенный к образованной части общества, создавал начальные предпосылки возникновения в стране общественного мнения.
Хотя в первой половине XVIII в. эти идеи не удалось реализовать, они не были забыты, их продолжала обсуждать столичная бюрократия. И когда очередные военные неудачи Османской империи заставляли ее правящие круги искать выход из экономических и военных затруднений, они вновь обращались к идеям обновления государства, возникшим в начале XVIII в. Так, когда Русско-турецкая война 1768–1774 гг. еще раз обнаружила крайнюю отсталость османской армии, Порта решила вернуться к военным реформам и усовершенствовать армию по европейскому образцу. В Османскую империю были приглашены иностранные военные инструкторы и специалисты. Сын венгерского эмигранта, французский подданный барон де Тотт – дипломат и инженер – занимался сооружением укреплений в Дарданеллах. Под его руководством были созданы новые части полевой артиллерии и отряды стрелков, введено употребление штыка. Правда, эти нововведения никак не затронули янычарского корпуса, по-прежнему составлявшего ядро армии, ибо фанатичные янычары не допускали никаких новшеств, да еще под присмотром инструктора-«неверного». Но некоторые мероприятия этого периода дали реальный и важный с точки зрения будущего страны эффект. То было создание военных учебных заведений. В 1771 г. по инициативе того же де Тотта были открыты военные школы для артиллеристов, фортификаторов и навигаторов, в которых значительное внимание уделялось преподаванию математики. В 1773 г. в Стамбуле было создано Султанское морское инженерное училище, первыми преподавателями которого были французские инженеры-фортификаторы, приглашенные на службу Портой.
Ярким свидетельством того, что мысль о необходимости реформы армии, возникшая в первой трети XVIII в., продолжала занимать умы государственных деятелей, служит памфлет турецкого дипломата второй половины XVIII в. Гиритли Ахмеда Ресми-эфенди «Сок достопримечательного», содержащий описание событий Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Автор, участник войны, высказывал самые резкие суждения о турецких министрах, которые втянули страну в войну, не взвесив предварительно все политические и военные обстоятельства. О приближенных султана Ахмед Ресми писал так: «То ли дело наши государственные мудрецы! Не дал им Аллах ни ума, ни опытности – чтение истории не их занятие…» Он называл их бахвалами, пустословами и невеждами, не умеющими «предвидеть никаких последствий». Ахмед Ресми критиковал Порту за безответственное покровительство польским эмигрантам, принесшее огромные траты, за поддержку воинственных настроений крымских ханов, которые не в состоянии даже собрать сколько-нибудь боеспособное войско. Он приводил вопиющие примеры безответственности сановников при подготовке армии к боевым действиям, головотяпства и казнокрадства в деле ее снаряжения и снабжения. В неудачах Османской империи в Русско-турецкой войне Ахмед Ресми винил министров и военачальников, чьи поразительные некомпетентность и безответственность свидетельствовали о полном расстройстве государственных и военных дел. И хотя в памфлете не говорилось прямо о реформах, все его содержание, весь его пафос были направлены на то, чтобы внушить читателю мысль о необходимости серьезных преобразований во многих сферах жизни страны – в административном управлении и военном деле, в народном образовании и финансах. Наконец, в этом памфлете есть еще одна черта, появившаяся скорее всего как результат размышлений над горьким опытом отнюдь не победоносных войн империи в XVIII в. Ахмед Ресми многократно призывал к мирным отношениям между государствами, к умению «в нужном случае жить с неприятелем в мире и дружеских отношениях». В его памфлете прозвучало весьма нечастое в турецкой средневековой литературе осуждение войн, которые несут народу одни страдания.
Итак, XVIII век – век дальнейшего ослабления Османской империи, век военных поражений и экономических неурядиц, век падения международного престижа империи – принес первые размышления о путях выхода из тяжелейшего кризиса, которые переживала некогда могущественная держава. Они вылились в целую эпоху реформ конца XVIII – середины XIX в. Но не будет преувеличением сказать, что важнейшим фактором быстрого развития наметившейся тенденции к проведению реформ стали русско-турецкие войны XVIII в.
Глава 8
Османская империя и Россия
На рубеже XVII–XVIII вв. отношения с Россией становятся одним из внешнеполитических факторов, оказывавших значительное влияние на общее положение Османской империи. И хотя характер открытого военного противостояния русско-турецкие отношения приобрели только в XVIII в., острые конфликтные ситуации не раз бывали и в более ранний период – в XVI–XVII вв.
Первым известным нам официальным русским дипломатическим лицом, вошедшим в контакт с турками, был московский дьяк Федор Курицын. Произошло это довольно неожиданно. Дьяк был направлен с посольством ко дворам короля Венгрии Матьяша Хуньяди и воеводы Валахии Стефана. Когда он в 1484 г. возвращался из этой поездки в родные края, в районе Аккермана его взяли в плен турки. Впрочем, местный паша отнесся к Курицыну вполне доброжелательно и, отпуская на родину, просил передать великому князю московскому, что турецкий султан ищет с ним дружбы. В 1488 г. крымский хан сообщил Ивану III, что султан ищет «дружбы и братства» и хочет видеть русских купцов в турецких владениях, в частности в Кафе и Азове.
Начало непосредственных сношений между империей османов и Московским государством датируется 1492 г., когда Иван III послал через крымского хана грамоту «турскому салтану» Баязиду II. В ней речь шла о произволе азовского паши по отношению к русским купцам, которых этот султанский сановник принуждал к тяжелым работам («ров копати и камень на город носити…»), а также к продаже привезенных товаров за полцены. Иван III писал, что при таких условиях Москва не будет посылать русских купцов во владения султана турецкого. В ответ на это послание Баязид II в 1494 г. снарядил турецкое посольство к Ивану III, но до Москвы оно не добралось, будучи задержано великим князем литовским Александром, который не был заинтересован в русско-турецком сближении.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
