1
Его позвали?
Голова раскалывалась. Каждая падающая капля грозилась раздробить её, как пустой орех. Фёдор знал об этой древней пытке, но предполагал, что у него в запасе гораздо больше времени. Он готовился имитировать близкое умопомрачение, но оказалось, в этом почти нет необходимости. И опять родилась мысль, что всё это из-за Храма, что виною всему…
(плохие вибрации?)
Не важно. Фёдор заставил себя стереть с собственного лица безумную ухмылку. Когда находишься в чреве троянского коня, тут не до жалоб на скверное гостеприимство.
(кап-кап)
Его позвали?
«Нет-нет-нет! Так нельзя. А то он услышит. Нельзя его будить». – Голос старческий, ворчливый, голос капризного дряхлого дедули, балансирующего на грани маразма.
Опять пришлось сдержать эту болезненную ухмылку, вызванную словечком «дедуля». Но голоса… Их много. Разных. В запутанных, но живых стенах Лабиринта. И Фёдор тоже балансирует на грани…
кап-кап-кап
«Гиды не платят ясак. Убирайся, тебя здесь не может быть. Нет-нет-нет».
– Кто ты? – прошептал Фёдор.
«Убирайся. Не может! Тебя здесь нет».
А потом Фёдор кое-что увидел. Словно чужими глазами. Точнее, словно оказался в чужом сне.
(плохие вибрации)
(кап-кап)
И понял, как это произойдёт. Как они связаны. Действительно, впереди было место, в котором они никогда не встречались, но которое их теперь связывало. Это единственное место, где Ева окажется уязвимой. Где даже гиды Петропавла не смогут её уберечь, и виною тому он, Фёдор. То, что случилось в звоннице, а может быть, ещё раньше, то, что связывало их. Он понял, как и где Лабиринт собирается забрать Еву. И услышал этот дряхлый старческий голос, который тут же запричитал: «Нет-нет-нет! А ну-ка прекратите. Идите отсюда. Ступайте прочь! Иначе он узнает про вас. И тогда проснётся, – ворчание, сваливающееся в визг маразматика. – Нельзя будить! Нет-нет-не-ет!»
Голоса стихли. Лишь звон в голове, и оглушающие капли воды. Этого ещё не случилось. Он ещё не напал. Что-то заставило Петропавла свернуть, остановиться, переждать. Это место совсем рядом, недалеко, пару часов ходу, но что-то задержало Петропавла. И каким бы ни было это счастливое обстоятельство, Фёдор был благодарен ему.
«При чём тут ясак? – вдруг подумал он. – Те, кто сидят внутри троянского коня, не платят за вход во вражеский город».
Эта шальная ухмылка вернулась. Фёдор больше не стал её сдерживать. На сдерживание уходило слишком много сил.
2
Когда пытка закончилась, Фёдора осчастливили аудиенцией у самого брата Дамиана. Его карьера мелкого воришки бурно пошла в гору. Ухмылка, безумноватая ухмылочка на губах… Светоч Озёрной обители участливо приобнял его. Говорил мягко, смотрел ласково. Даже обещал помочь. Его интересовали бумаги, записи брата Фёкла.
Фёдор заставил себя расплакаться. Странно, но это не потребовало особого труда.
(кап-кап-кап)
Сопли, мерзко, неряшливо. Это нашло у брата Дамиана определённое понимание. Не менее странно, что от неряшливых сопливых слёз оглушающий звон в ушах стал понемногу стихать. Поплачь – будет легче. Против народной мудрости не попрёшь. Фёдор благодарно улыбнулся сквозь слёзы. Как трогательно! Брат Дамиан даже ещё раз приобнял его, расспрашивая о пропавших бумагах старого монаха. За смиренной, лучезарно-светлой улыбкой брата Дамиана скрывался волчий оскал. И ещё очень глубокий, потаённый страх, умело скрываемый превосходным самообладанием. Светоч Озёрной обители действительно умел держать себя в руках, и об этом страхе мало кто знал. И Фёдор бы ни за что не догадался, если бы не нарочные князя-призрака. И если бы… не брат Фёкл? Его любовь к Акве?! Но прежде всего нарочные.
(кап-кап)
«Ты тоже знаешь, что в вашей главной Книге всё немножко по-другому? – подумал Фёдор, всё ещё благодарно-слезливо улыбаясь брату Дамиану. – Но вычислительная машинка в твоей голове не смогла просчитать случайной встречи умирающего брата Фёкла с Брутом? Я тебя в этом не виню. Никто бы не смог. Тем более встречи того, чего не существует. Двух белых мутантов, которых нет, последних из которых у вас побили камнями. Нет, не виню. Просто совпало много случайностей. И не просчитать. Благородных порывов у воришек и столь сильной привязанности брата Фёкла к девочке, что его посмертная воля заставила действовать вместе и живых, и мёртвых. Не просчитать! А вот… такое с вычислительными машинками бывает».
Фёдор брал себя в руки, отирая ладонью собственные слёзы. Ему удалось не переиграть. Едва отплакав, он тут же начал торговаться. Это встретило у брата Дамиана ещё большее понимание и почти успокоило его. Не до конца – Светоч Озёрной обители не доверял никому. Но, возвращаясь в камеру ожидать в темнице скорого суда, Фёдор был уверен, что в самое укромное место, в чрево троянского коня, брат Дамиан так и не заглянул.
Что-то заставило Петропавла свернуть. Что-то его задержало. И сейчас ночь. Проходить ночью Водники, обрушенный мост и Хлебниковский затон не решится даже Петропавел. Слишком много связано у гидов с дурной славой тех мест. Значит, небольшой запас времени у них всё же есть.
Полоска лунного света упала на лицо его спутника, адъютанта князя Суворова, одного из четырёх. Темно мотнув головой, тот посмотрел на Фёдора. Монахам повезло, что они не определили под очищающий душ «глухонемого».
«Здесь, в Рождественно, они могут сбрасывать и надевать шкуры, когда захотят, – сказал о нём князь-призрак. – Но там, среди людей, может быть по-другому. Не бойся моих чудо-богатырей, молодой гид, но всё же лучше не смотреть им в глаза».
Фёдор начал вытягивать за спиной руки, чтобы ослабить верёвку. Молодой гид… Таким он и будет, пока всё не закончится.
– Закончится для всех, – прошептал Фёдор, но подумал о Хароне.
«А это зависит от тебя, молодой гид, – сказал ему Перевозчик в том месте, где канал можно пересечь только один раз. Он тогда успел, и тот ещё не переправил Хардова на другую сторону. – Всё теперь связано. Но торопись, иначе ты пожалеешь, что он не мёртв».
Фёдор расспрашивал его о Хардове, о том, каким он вернётся. Но оказалось, речь шла о большем.
(Всё теперь связано)
Не только о старом друге. И сейчас, затаившись во чреве троянского коня, он понял, о чём были слова Перевозчика.
3
Контур
– Всё теперь связано, – повторила Лия. Смотрела нежно, любяще. А Раз-Два-Сникерс боялась её перебивать. Боялась, что всё это ей грезится в городе безжалостных видений и в любой момент Лия исчезнет, развеется, растает. Наконец та отвела руку от морды громадной Королевы оборотней. – Ты сможешь вывести его отсюда. Ты и та, кто теперь любит его. Тебе придётся идти за ней.