Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
30 июля 1941 г.
«…К середине августа месяца в Японии будет под ружьем около 2 миллионов человек. Начиная со второй половины августа Япония может начать войну, но только в том случае, если Красная армия фактически потерпит поражение…»
11 августа 1941 г.
«В течение первых дней войны Германии и СССР японское правительство и генштаб решили подготовить войну, поэтому провели большую мобилизацию. Однако после 6 недель войны руководители Японии, готовящие войну, видят, что наступление германской армии задерживается и значительная часть войск уничтожена Красной армией. В генштабе уверены, что в ближайшее время последует окончательное решение, тем более что уже приближается зима. Ближайшие две-три недели окончательно определят решение Японии».
12 августа 1941 г.
«Военный атташе германского посольства в Токио совершил поездку в Корею и Маньчжурию и сказал мне, что шесть дивизий прибыли в Корею для возможного наступления на Владивосток. В Маньчжурию прибыли 4 дивизии. ВАТ точно узнал, что японские силы в Маньчжурии и Корее вместе насчитывают 30 дивизий. Подготовка к операциям закончится между 20-м числом и концом августа месяца, но ВАТ лично телеграфировал в Берлин, что решение на выступление японцев еще не принято. Если Япония выступит, то первый удар будет нанесен на Владивосток, куда и нацелено большинство японских сил…»
14 сентября 1941 г.
«Источник Инвест выехал в Маньчжурию. Он сказал, что японское правительство решило не выступать против СССР в текущем году… Инвест заметил, что СССР может быть абсолютно свободен после 15 сентября…»
Эти сообщения действительно сыграли огромную роль. Но все же не такую огромную, как о том пишут: что именно на основании информации Зорге было принято решение о переброске дальневосточных и сибирских дивизий под Москву. Крайне слабо верится, что такой важный шаг – оголить огромный участок границы, который в любой момент может стать линией фронта – был предпринят исключительно на основании данных одной разведывательной группы. Как-то очень уж это несерьезно выглядит. Допустим даже, разведчики не ошибаются, не стали жертвой дезинформации, но что мешает японскому правительству изменить свое решение? Что тогда – срочно перебрасывать дивизии обратно? Но Москва далеко, а Япония совсем рядом. И, кстати, в одной из телеграмм Зорге сообщает: «Япония сможет выступить только в случае, если СССР перебросит в большом масштабе свои войска с Дальнего Востока…»
Павел Судоплатов по этому поводу пишет:
«Не соответствует действительности, что мы перебросили войска с Дальнего Востока под Москву и выиграли битву под Москвой, так как Зорге сообщил о предстоящем нападении японцев на США в октябре 1941 года. У нас были документальные данные о низких наступательных возможностях Квантунской армии, о том, что она увязла в длительной и бесперспективной войне с Китаем и не имела достаточных резервов топлива…». Ну и можно добавить еще, что наступала зима, а жители теплых японских островов любят русскую зиму не больше, чем немцы…
Для Рихарда начало войны стало страшным потрясением. 22 июня 1941 года он начал пить едва ли не с самого утра. А после обеда засел в баре отеля «Империал» и принялся за дело всерьез, и чем дальше пил, тем больше мрачнел. Часам к восьми вечера черная энергия стала требовать выхода. Зорге подошел к телефону и вызвал резиденцию германского посла. «Эта война проиграна!» – рявкнул он в трубку оторопевшему Отту и принялся набирать следующий номер. Тем вечером мрачное пророчество первого аналитика немецкой колонии получили все «столпы» германской общины – некоторые из них тут же выразили свое возмущение Отту. Конечно, все понимали, что Зорге пьян, но надо же и меру знать!
Макс Клаузен вспоминал, как Рихард сказал ему: «Плохо мы с тобой любим свою родину – не уберегли ее от беды», – и на глазах у него появились слезы. Он был сильным аналитиком, хорошо знал Советский Союз и понимал, во что ввязалась Германия с этой войной. Или кто-то думает, что под «родиной» Зорге имел в виду СССР? Это в разговоре с немцем Максом Клаузеном, который пробыл в России считанные месяцы? Рихард всегда считал себя и хотел быть не просто агентом, но и агентом влияния. Ему запрещали, а он все равно компоновал отсылаемую в Германию информацию в соответствующем ключе, как стал бы делать, впрочем, любой…
Если до того положение Зорге было тяжелым, то теперь оно стало невыносимым. Две его родины, две страны, которые он любил, сцепились друг с другом в смертельной схватке. Кроме того, он очень много работал в предшествующие месяцы и сейчас, по правилам разведки, ему надо было на какое-то время «лечь на дно» – законсервировать часть группы, прекратить передачи. Но это было невозможно. Именно теперь настало время, когда Зорге не мог заменить никто. Центр требовал от него информацию, давал трудные задания и жесткие сроки. Как раз тогда Сталин сказал, что в Японии военная разведка имеет разведчика, цена которого равна корпусу и даже армии.
Внешне он мало изменился – разве что стал серьезнее. Его связник, В. Зайцев, вспоминал об одной из встреч того времени:
«Я встретил Р.З. в одном из захолустных ресторанчиков… Зорге пришел с опозданием в несколько минут и подошел к моему столику. Внешне ничто не говорило о его паническом состоянии. Он был спокоен и, как всегда, собран, однако первым разговора не начинал и внимательно смотрел на меня, как бы изучая мое состояние. А мое выслушав сообщение о том, что руководство в Москве высоко оценивает деятельность его и других членов его резидентуры в последние месяцы и ходатайствует перед ЦИК СССР о высокой награде, Зорге немного смутился и с улыбкой сказал: “Дорогой Серж, разве награда и благодарность для коммуниста и разведчика имеют какое-либо серьезное значение? Главное в том, что мы с вами не сумели предотвратить войну. Теперь за это люди будут платить большой кровью”».
А вот Ханако видела его другим. После 22 июня он потемнел, все время пропадал где-то, возвращался поздно и все больше тосковал. А однажды перепугал ее взрывом отчаяния. Он был уже не на пределе, а за пределом человеческих сил, понимал, что их не отзовут и, наверное, уже предчувствовал катастрофу. Тогда, плача, он говорил ей:
– Я умру раньше. Я хочу, чтобы ты жила. Пожалуйста, живи долго… Ты не волнуйся, Зорге сильный. Он никогда не скажет ничего о тебе. А ты живи, выходи замуж… – И тут же сам себя одернул: – Прости меня, пожалуйста. Мне просто очень одиноко и грустно… – и вдруг обнял ее: Давай умрем вместе…
Провал
И снова слово Борису Гудзю:
«В отношении Зорге была допущена очень крупная ошибка… Зорге держал связь с реэмигрантом, коммунистом Иотоку Мияги. Но как же можно работать с коммунистами? Они ведь везде были под наблюдением… Художник Мияги выехал из Японии в США, где разведка ИНО его завербовала. Потом передала разведке военной, и он там на них работал… Но начальнику разведки Берзину пришла мысль использовать Мияги в Японии. Он берет художника-коммуниста из нормального японского окружения в Штатах и посылает на связь в Японию. Вышло, что в Токио Зорге работал с коммунистом. Напомню, дело Рамзая было открыто в Японии не военной контрразведкой, а их политической охранкой… Такие люди – всегда под наблюдением охранки…»
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
