Не очень ясно, имеется ли четкая взаимосвязь между наименованиями дворов и дворовыми знаками. Для этого надо проверить, в каких местах встречались эти два явления. В появившихся к настоящему моменту научных публикациях, которые затрагивали проблему дворовых знаков и дворовых наименований, этот вопрос до сих пор не был рассмотрен.
Сегодня очень сложно сказать, как эти явления возникли в сфере духовности средневекового человека. Тогда не отказывались от обычаев. О фактической стороне этого вопроса предпринято слишком мало изысканий. Однако надо отметить, что нечто подобное мы могли бы обнаружить у средневековой аристократии. Отдельные дворяне отказывались от своего прежнего имени и называли себя в честь замка, который поступал им в распоряжение. Другие отказывались от своего герба и воспринимали герб, который был хоть каким-то образом связан с их замком.
Хомайер не раз задавался вопросом о природе дворовых символов, об их возникновении. Однако он смог дать этому явлению только эволюционно-историческое объяснение. Согласно его точке зрения, в истории дворовых символов проявлялась тенденция к постепенному обособлению знака от конкретной персоны. Он писал: «Последней и самой примечательной стадией этого развития стало радицирование этого знака, который в итоге соединился с землей. Эта взаимосвязь подменяла собой отношение к человеку. Наделение знаком происходит при поселении владельца на своих землях. При этом знак существовал много ранее, нежели появился владелец, его вооружение или движимое имущество. Знак обретается только тогда, когда переходит в собственность постоянный очаг. Однако этот знак местожительства получает именно человек. В течение нескольких последующих поколений человек начинает делить этот знак вместе со своими землями. Знак помогает определить в соответствии с германским правом, кто же является законным владельцем земель».
Предложенная интерпретация совершенно не может устроить нас. Это исключительно умозрительная и отвлеченная конструкция, которая никак не подтверждается историческими данными или какими-то вескими аналогиями. Кроме этого, эволюционно-историческая схема не может являться ключом к пониманию внутренней сути этого сложного явления. Все-таки дворовые символы были выражением определенных воззрений народного духа. Они изменяются только тогда, когда меняются эти представления или когда была утрачена жизненная сила.
Казалось, что дворовые символы были связаны с явлениями, которым до настоящего момента не уделялось внимания и которые не были оценены по достоинству. Факт остается фактом — во времена Средневековья, а может быть и ранее, сельская община, как нечто единое целое, как определенное сообщество обладала собственными знаками. Впрочем, то же самое относится и к городским общинам. Этот обычай является присущим для Германии, Тироля, Швеции и Швейцарии. Однако очевидно, что дворовые марки изначально возникли там, где не было сплоченной сельской общины, но ставка делалась на отдельный крестьянский двор. Только в этих условиях было возможно, чтобы дворовый знак для отдельного двора имел такое же значение, что и деревенская марка для сельской общины. История деревенских марок до сих пор не написана. Кажется, что они исчезли вместе с крестьянской свободой. В городах их вытеснили городские гербы.
На вопрос, имеем ли мы в некоторых случаях дело с родовым символом или дворовым знаком, ответить не всегда просто. Это связано с тем, что постепенное отмирание обычая привело к утрате понимания сути родового символа. Так что изображенные на домах символы по ошибке полагались дворовыми знаками. Вероятно, что многие из символов, которые в последние сто лет представлялись как дворовые знаки, на самом деле являлись родовыми символами, которые были на время преданы забвению.
Но это отнюдь не отрицает того факта, что имелись подлинные дворовые знаки. Однако определенную позицию относительно их наличия надо занимать лишь тогда, когда положение вещей будет проверено в свете исторических источников и критически проанализировано. Это еще только предстоит сделать.
Особым случаем являются дворовые знаки речных островков и осушенных участков, расположенных в окрестностях Мариенбурга. Эти знаки были в живом обращении вплоть до новейшего времени. Речь идет о 83 сельских общинах, в которых каждый отдельный двор имел свой собственный знак. Советник округа Мариенбург Парай к 1869 году в целом собрал изображения 827 знаков. Согласно Хомайеру, они служили для обозначения земельных участков, «живого» и «мертвого» инвентаря, а также для обозначения на дамбах. Все знаки были (за исключением нескольких исключительных случаев) зарегистрированы в ипотечных книгах, что позволяет сомневаться в их предназначении в качестве родового символа.
Эти дворовые символы, кажется, давали возможность для опровержения предложенной интерпретации самой сути дворовых знаков. Однако оказалось, что в данном случае мы имеем дело с исключением, которое надо было трактовать преимущественно в свете его возникновения и значения. То, что речь идет именно об особом исключительном случае, говорит тот факт, что в Восточной Пруссии ключевую роль в народной жизни играл все-таки родовой символ, а не дворовый знак. Эта область с географической и исторической точек зрения является ярко выраженным анклавом, в котором продолжалось использование родовых символов. Этот феномен нельзя объяснить при помощи старого обычая применения дворовых знаков. В любом случае дворовые знаки речных островов близ Мариенбурга можно истолковать, только принимая во внимание особенности заселения этой области.
Обладание знаками
Только родственники, которые возглавляли один из «домов», обладали правом владения родовым символом. Этот порядок действовал как во времена несломленного родового уложения, так и позже. Никто из других родственников не обладал правом владения знаком или символом. Это относилось также к женам и к вдовам. Родовая печать и перстень с печаткой никогда не переходили к женщинам, входившим в род.
Согласно древнегерманскому родовому уложению, первой предпосылкой для использования родового символа была именно принадлежность к роду в его истинном понимании. В древние времена слова «род» и «свобода» фактически были синонимами, а потому родовым символом не могли обладать ни безродные, ни несвободные. Даже в последующие столетия в этом вопросе мало что поменялось. Согласно Хиршу и Фоссбергу, в Данциге были обнаружены символы, которые могли относиться только к свободным крестьянским усадьбам, но никогда к тем, кто арендовал землю у ее собственников. Хюббе, работавший в окрестностях Гамбурга, сообщал: «Здесь как наиболее примечательное явление надо выделить то обстоятельство, что прошлое употребление родовых символов до сих пор было подтверждено только в тех общинах, которые издавна являлись свободными владельцами земель. Это относится ко всей области Марша. В то время как в селах, где крестьяне не являлись свободными собственниками земли, но пользовались ей на основании воли dominus fundi, а именно с разрешения городского совета или духовных учреждений, они не обладали правом использования родовых символов». Хомайер приводит несколько аналогичных случаев, отмечая в целом, что различия на протяжении значительного времени проводились между землями свободных и несвободных, то есть между собственниками и несобственниками, между самостоятельными селянами и мелкими крестьянскими хозяйствами.
