После окончания съемок в распоряжении Лени Рифеншталь оказалось 400 километров кинопленки с уникальными кадрами. Чтобы привести все это в порядок, требовалась титаническая работа. Проблемы начались с хранения этого материала, так как он не был отсортирован (во время съемок не пускали девушку с хлопушкой «Сцена такая-то, дубль такой-то»). Некоторые сцепы приходилось классифицировать не по хронологии съемок, а по эмоциям, которые были запечатлены на пленке. В частности, это касалось публики. Рифеншталь ввела следующую классификацию: 1а — публика на солнце; 1б — публика в тени; 1в — публика аплодирует; 1 г — публика разочарована и т. д. Кроме этого коробки с пленками помечались специальным цветом, что позволяло сразу же определить степень их готовности. Оранжевым цветом помечался несмонтированный материал, зеленым — сокращения, синим — резервные копии, черным — брак, красным — готовый материал, желтым — звуковой материал. На организацию хранения ушел почти месяц, но в итоге Рифеншталь могла в течение минуты найти любой кадр, снятый на Олимпиаде.
Чтобы только просмотреть весь отснятый и отсортированный материал, группе Лени Рифеншталь потребовалось почти четыре месяца! Собственно, к монтажу режиссер приступила только в феврале 1937 года. Ей предстояло превратить 100 000 метров пленки в 6000 метров итоговой киноленты — задача казалась просто невыполнимой! Но для начала Лени Рифеншталь решила определиться с архитектоникой ленты: с чего фильм начнется, как закончится, где будут находиться кульминационные моменты. Чтобы работать в столь напряженном режиме, Рифеншталь пришлось отрешиться от всего мира. Некоторое время режиссер в прямом смысле слова жила в монтажной. В отдельных моментах Рифеншталь монтировала кадры, руководствуясь принципами эстетики и ритма. Однако соединить эстетику движений и документальную точность оказалось не самой простой задачей. В данной последовательности каждая новая сцена должна быть ярче и экспрессивнее предыдущей. Монтаж первой серии «Олимпии», которая получила название «Праздник народов», был закончен в августе 1937 года. Отдохнув некоторое время в горах, Лени Рифеншталь вернулась в Берлин, где приступила к монтажу второй серии и озвучке первой. За этой работой ее застала чета Геббельсов, которая посетила студию. Рифеншталь показала готовые отрывки фильма, и министр пропаганды (вопреки ее печальным ожиданиям) пришел в дичайший восторг.
Планировалось, что премьера фильма состоится в середине марта 1938 года. По крайней мере так поначалу рассчитывали на студии «Тобис». Но в судьбу кинокартины опять вмешался доктор Геббельс. Министерство пропаганды перенесло премьеру фильма на неопределенное время. Причина этого была проста: весной 1938 года произошел «аншлюс» Австрии, а потому премьера рисковала оказаться в тени политических событий. Когда Рифеншталь поняла это, она направилась в Инсбрук, где ожидали фюрера. Встретиться ей с Гитлером удалось почти случайно, но даже во время этой короткой встречи было решено, что премьера состоится 20 апреля. Против этого протестовал адъютант фюрера Штауб, который пытался приводить какие-то аргументы. Но Гитлер был непреклонен: «Геббельс это как-нибудь утрясет».
20 апреля 1938 года, в день рождения Гитлера, у главного кинозала Берлина «Дворец студии УФЛ» собралась огромная толпа. Здание было украшено гигантскими олимпийскими флагами. В зал на премьеру «Олимпии» можно было попасть только по специальным пригласительным. Здесь присутствовали министры, высшие функционеры и звезды кинематографа. К великому ужасу Рифеншталь, было решено показать сразу две серии кинофильма, которые длились почти четыре часа. Впрочем, прокатчики предусмотрели между сериями небольшой перерыв. Аплодисменты в зале стали звучать уже во время первых кадров. Затем они раздавались еще до конца первой серии. Когда закончилась серия «Праздник народов», зал взорвался овациями. Первым Рифеншталь поздравил Гитлер: «Вы создали шедевр, которым будет восхищаться весь мир».
Отдохнуть Рифеншталь толком так и не удалось, так как она должна была присутствовать на премьерах фильма в различных европейских столицах. Однако из турне в спешке пришлось вернуться. Рифеншталь нужно было присутствовать на заседании Имперской палаты культуры, которое проходило в здании Немецкого оперного театра. Предполагалось, что «Олимпия» должна была получить ежегодную Национальную премию за достижения в области кинематографа. Эти прогнозы оказались верными. Однако Рифеншталь пришлось увидеть оборотную сторону медали. Ее никто не поздравил с успехом, ей даже не заняли место в театре. Причина столь сдержанного отношения крылась в том, что мероприятие устраивали ее «друзья» из Имперского министерства пропаганды. И совершенно иная обстановка ожидала Рифеншталь в Париже. Несмотря на то что она наотрез отказалась убирать кадры с Гитлером, премьера все-таки состоялась. Фильм ожидал такой же большой успех, что и в Берлине, и в Вене. Лени Рифеншталь обнимали, поздравляли, заваливали вопросами. Восторги не обошли стороной даже французскую прессу, которая еще недавно весьма холодно отзывалась о предстоящей премьере: «Божества со стадионов дали миру новый Завет», «Олимпи» — больше и лучше, чем просто фильм», «Этот фильм подлежит вечному хранению» и т. д. Однако настоящий триумф ожидал Рифеншталь на Венецианском кинофестивале. Там «Олимпия» получила «Золотого льва», успешно обойдя такие шедевры, как американскую «Белоснежку», английского «Пигмалиона» и французскую «Набережную туманов».
Глава 12
Дипломатическое эхо олимпиады
Зарубежная пресса по-разному реагировала на Олимпиаду 1936 года. В то время как в самой Германии подконтрольные Геббельсу средства массовой информации сообщали о том, что якобы за рубежом царило единодушное восхищение играми, в действительности общая ситуация была много сложнее. Конечно, были и положительные отзывы. Но были и весьма критичные замечания. Иностранные журналисты критиковали «нацистскую манию величия». Не имея возможности не отметить воодушевления немцев, они сравнивали его с обожествлением Гитлера. В любом случае эти едкие отзывы не могли быть услышаны большинством немцев. Национал-социалистический режим не стеснялся использовать олимпийское движение для собственных внешнеполитических планов. В данном случае весьма активно использовались идеи, некогда неосторожно предложенные Карлом Димом. Произошло это во время поездок Ганса фон Чаммера по семи европейским столицам, в которых Имперского спортивного руководителя сопровождал Карл Дим. Целью этих визитов была агитация в пользу Берлинских игр. Во время посещения Афин Дим рассказал об идее, которую вынашивал очень давно. Он предложил Гансу фон Чаммеру провести раскопки античного стадиона в Олимпии — во время предыдущих археологических исследований до этого объекта, что называется, «не дошли руки». На самом деле это была не просто идея. Карл Дим уже давно составил детальный план, отдельные части которого были даже согласованы с профессором Каро, директором Немецкого археологического института, расположенного в Афинах. Гансу фон Чаммеру не пришлось объяснять, какой мощный пропагандистский потенциал содержался в этом проекте. 11 декабря 1935 года, то есть сразу же по возвращении в Берлин, фон Чаммер рассказал об этом плане Гитлеру. Имперский спортивный руководитель смог заинтересовать фюрера. По словам фон Чаммера, «завершение археологических раскопок вызвало бы восхищение у всех культурных народов, и обнаруженные находки навсегда могли бы восприниматься как заслуга Третьего рейха». Гитлеру потребовалось две недели, чтобы внести поправки в предложенный план. Если ранее Карл Дим мечтал о сугубо культурно-спортивном мероприятии, то Гитлер рассматривал археологические раскопки как маскировку к подготовке военной агрессии.
