Книга Сиятельный - Павел Корнев

1

Лучшая защита – это нападение. Не я это придумал, но мысль стоит того, чтобы повторять ее почаще. Хотя, если разобраться, на самом деле «лучшая защита» – не попадаться.

Просто избегайте внимания стражей порядка, и вам не понадобятся дорогие адвокаты, фальшивые алиби и деньги на подкуп несговорчивых свидетелей. Но если уж наследили, то последнее дело – надеяться на случай и пускать ситуацию на самотек. Нападайте – или моргнуть не успеете, как очутитесь за решеткой.

Мне как никому другому было известно, сколь непросто остаться вне поля зрения якобы неповоротливой махины правосудия, поэтому после разговора с Альбертом Брандтом я не поехал домой лечить расшатанные нервы крепким чаем и бисквитом, а отправился прямиком в Ньютон-Маркт. И отправился с уже готовым заявлением о раскрытии преступления. Отдал тоненькую стопку бумаг дежурному констеблю, уселся на жесткую лавку подальше от прикованного к поручню забулдыги и приготовился к долгому ожиданию.

Не волновался ничуть.

Доведись мне укокошить обычных жуликов, пусть даже рецидивистов-завсегдатаев розыскного листа, – и неприятности посыпались бы, как из рога изобилия. Убийство – это убийство; корона не одобряет, когда одни ее подданные лишают жизни других. А вот инфернальные создания – особая статья. Граждане не просто имеют право, но даже обязаны принимать для их уничтожения все необходимые меры, и хоть обычно под термином «все необходимые» подразумевается немедленный вызов полиции, самоличная охота на выходцев из преисподней вовсе не запрещена.

Главное – не ошибиться. Нашпигуешь алюминием или титаном суккуба – молодец, подстрелишь случайную бродяжку – отправишься за решетку. Законы империи мудры и справедливы.

Дежурившие ночью сыщики отнеслись к попавшему в переплет коллеге с пониманием и даже угостили кружкой кофе. Выяснив все обстоятельства происшествия, они отправили на место наряд констеблей, а меня отпустили отдыхать на все ту же скамью в вестибюле. И я был им за это откровенно благодарен – в камерах для задержанных условия далеко не столь комфортны, не говоря уже о весьма специфическом аромате тамошних мест.

Дежурный констебль растолкал под утро.

– Самоходная коляска ждет у гаража, – сообщил он, стоило только продрать глаза. – Поспешите, детектив-констебль.

– Конечно-конечно, – зевнул я и направился к черному ходу, где у ворот замер полицейский броневик, несуразным внешним видом напоминавший поставленный на колеса железный ящик. Рядом с его распахнутой дверцей курил шофер в кожаной тужурке, фуражке и форменных брюках.

– Детектив-констебль Орсо? – встрепенулся он при моем появлении.

– Он самый.

– Старший инспектор Ле Брен желает вас видеть, – сообщил тогда веснушчатый парень, выкинул окурок под ноги и не без сожаления растер его подошвой высокого сапога. – Готовы ехать?

– Да.

– Тогда в путь! – Шофер забрался за руль, изнутри отпер дверцу со стороны пассажирского сиденья и натянул кожаные краги. Гогглы он оставил болтаться на груди, поскольку ветровое стекло прикрывало нас от встречных потоков воздуха даже при откинутом на капот бронелисте.

Я забрался внутрь, и парень дернул рычаг запуска порохового двигателя. Раздался глухой хлопок, сиденье подо мной задрожало, а броневик рывком тронулся с места, но сразу остановился. Шоферу пришлось вновь повторить манипуляцию с рычагом.

– Давай же! – поморщился парень. – Ну же, старина Нобель, не подведи!

Тут движок размеренно зачихал, пожирая гранулы прессованного тротила, и поскольку продукция «Пороховых двигателей Нобеля» пользовалась среди знающих людей дурной славой излишне капризных механизмов, я нервно поежился и предупредил:

– Думаю, нет нужды торопиться…

– Да ерунда! Схватилось! – отмахнулся шофер и вывернул баранку, направляя самоходную коляску на проезжую часть. – И никаких лошадей!

– Лошади не взрываются, – напомнил я.

– Зато лягаются и кусаются! – возразил парень. – А здесь безопасность полная!

– Расскажи это Сантос-Дюмону.

Но урезонить собеседника не получилось.

– Экспериментатор! – саркастически произнес он. – Точно говорю, сам с доработками двигателя перемудрил, вот и рвануло.

Поначалу движение сопровождалось заметными рывками, но с увеличением скорости ход сделался более плавным и ровным. Броневик вывернул на оживленную улицу, и шоферу стало не до разговоров; телеги и кареты не торопились уступать нам дорогу, пешеходы где попало перебегали проезжую часть, даже медлительный паровик гудел, упрямо требуя пропустить вперед. Двигатель захлопал часто-часто, кресло подо мной вновь затряслось, но вскоре броневик миновал затор и начал уверенно набирать скорость.

Минут через десять самоходная коляска остановилась на перекрестке у давешнего особняка; я распахнул дверцу и выбрался к уже прибывшему на место преступления полицейскому руководству.

Бастиан Моран курил у распахнутой настежь калитки, Морис Ле Брен что-то ему раздраженно втолковывал, но сразу отвлекся и зарычал на меня:

– Констебль! Вы что творите? Вас отстранили от службы, а вы устроили перестрелку! Убили двух человек! За решетку угодить хотите?

В своем броском клетчатом костюме он напоминал вышедшего на утренний моцион рантье, но тяжелое лицо с мощной челюстью и холодные глаза помогли избежать ошибки и не отнестись к его неудовольствию слишком уж снисходительно.