Он закурил сигару, которую она берет у него из рук и затягивается.
– Нет, – отвечает она. – За что я могу на тебя сердиться?
– Я должен был бы представить тебя своим друзьям, – говорит он. – Но все получилось так внезапно. Я никак не ожидал просто столкнуться с тобой на улице.
На языке у нее вертятся слова «ты мог бы пригласить и меня на обед» и «кто я для тебя?», но Элина не произносит этого вслух, не хочет ссориться. Она хочет лишь заснуть здесь, на его плече.
Среди ночи она просыпается от зверского голода. Тихонько спустившись в кухню, она залезает в чулан. Съедает два холодных вареных яйца, кувшин простокваши, два бутерброда, вчерашнюю вареную форель и фрикадельки, лежащие на тарелке.
Затем она снимает с крюка под потолком чугунную сковородку, садится на стул и сосет ее. Жадно облизывает покрытый жиром черный блестящий чугун.
Часы показывали почти три часа, начинало темнеть. Разгулялась жуткая метель. Погода не слишком располагала к прогулкам. Но Ребекка Мартинссон и судмедэксперт Ларс Похъянен любой ценой хотели попасть в Лайнио, чтобы забрать рубашку.
Ларс предложил сам повести машину. Больше года он не сидел за рулем, так что ему было бы даже приятно. Однако Ребекка решительно заявила, что поскольку он в своем нынешнем состоянии не может без посторонней помощи даже подняться со стула, вождение автомобиля исключено.
В конце концов они договорились взять такси. Конечно, получится довольно дорого, но если учесть, что… так и не найдя ничего, что можно было бы учесть, они позвонили и вызвали машину. Похъянен обещал оплатить поездку из своего кармана, если Ребекка по возвращении угостит его ужином.
Приехало такси. Поездка заняла около часа.
Они подъехали прямо к входной двери, однако успели промокнуть насквозь, пока не очутились под крышей. Снег прилипал к волосам, забирался под воротник, налипал на ресницах, так что глаза им засыпало снегом, когда они моргали. Когда местный житель открыл им дверь, они стояли на крыльце, как два снеговика. От кофе они вежливо отказались, и собиратель ягод принес рубашку, лежавшую в полиэтиленовом пакете. К тому же он дал им еще один пакет, чтобы завернуть улику, если в машине будет неприятно пахнуть. Поблагодарив за помощь, они побежали обратно к ожидающему их такси.
– Это, должно быть, очень важный груз, – проворчал водитель такси, недоуменно разглядывая в зеркало заднего вида завязанный полиэтиленовый пакет. Долгая поездка туда и обратно. В такую погоду.
Но к этому моменту Ребекка Мартинссон и судмедэксперт Похъянен давно уже крепко спали на заднем сиденье и проснулись только тогда, когда прибыли в Курраваару.
Похъянен протянул водителю свою карточку Visa.
Теперь оба почувствовали, что проголодались, как волки. Щен, довольный их возвращением, устроился у плиты.
Ребекка нажарила пальтов[29], которые они съели с топленым маслом, беконом и брусничным вареньем, запивая молоком.
Затем, расстелив на кухонном столе газету, они снова достали пластиковые бутылки, чтобы подкрепить силы перед предстоящей задачей – сложить по кусочкам грязную рваную рубашку мертвого Франса Ууситало.
А между тем сборщик ягод в Лайнио затосковал и стал сожалеть о содеянном. Сколько месяцев он хранил эту рубашку у себя в гараже! Всем полицейским, которые пожелали его выслушать, он уже рассказал о том, что она у него. А теперь – что он наделал? Отдал окровавленную и разорванную рубашку женщине и мужчине, которые буквально вывалились из такси во дворе перед его домом. А как от них несло перегаром – от этой женщины в узких сапогах на каблуках, на которых она покачивалась, и того полутрупа, которого она привезла с собой. Откуда вообще известно, что это прокурор и судмедэксперт? Ведь никаких документов они ему не предъявляли.
А вдруг эти пьяницы потеряют рубашку – тогда вообще пиши пропало. Каким местом он, собственно говоря, думал?
Прошло больше двух часов, но в конце концов он поднялся из кресла, выключил телевизор и позвонил в полицию Кируны.
Трубку сняла женщина, певуче говорившая на шведском языке с финским акцентом.
Он сказал, что хотел бы получить квитанцию о передаче рубашки. Весьма скромные требования, не так ли?
Соня на коммутаторе тут же соединила его с прокурором фон Постом.
Конец мая 1915 года. Фрёкен Элина Петтерссон возвращается домой из музыкального павильона, где проходил показ фильма о степе художника Исаака Грюневальда – фильма, запрещенного к показу детям.
Критики считают, что он отвратителен, что эта ультрамодная разновидность танца уже не является выражением здоровой и естественной радости жизни, что все, кто чувствует ответственность за молодежь и требует культуры и утонченности, в том числе и в области развлечений, должен исключить эту «сцену спаривания» из своего семейного круга.
Исаак Грюневальд, который в своем кинематографическом ответе танцует со своей женой, горячо защищает танец. Он говорит, что это танец молодых. Как танго. Само собой, все новое поначалу кажется непристойным и неэстетичным. «Разве все современное искусство не является непристойным?» – спрашивает он.
Идя по улице, Элина повторяет танцевальные шаги. Наступила оттепель, земля не успевает впитывать всю влагу – вся улица словно глинистая река.
Ночи по-прежнему холодные, так что утром легче – лед хрустит под ногами, можно смело ступать по замерзшей глине. Но днем солнце горит, как огонь. Всю ночь ботинки стоят в кухне на просушке, набитые сеном и газетами, однако по утрам они еще влажные. Подол юбки перепачкан глиной. Постояльцы носят в дом грязь, от них воняет хлевом, так что Щепка буквально рвет на себе волосы.
Обычно Элина не ходит одна, но тут не нашлось провожатых, кому было бы по пути. Она подумала, что на улице светло и идти недалеко. Глупо было просить кого-нибудь проводить ее. Да и не рассказывала она никому, кроме Щепки, об управляющем Фасте и его нападках. Начнутся разговоры. Всё повернут против тебя, так всегда бывает. Особенно когда в деле замешан такой человек, как он.
Но, проходя мимо кладбища, она вдруг слышит за спиной быстро приближающиеся шаги.
Когда она оборачивается, Фаст уже нагнал ее. Страх холодком пробегает по спине.
На улице совершенно пусто. Только он и она. Девушка ускоряет шаг. Ступает прямо по лужам, не заботясь ни о юбке, ни о ботинках.
– Фреееекен Петтерссон, куда же вы так спешите?
И при этих словах он кладет руку ей на талию и говорит, чтобы она была с ним повежливее, ведь это он платит ей зарплату, и она об этом прекрасно знает.
Элина пытается возразить, что ей платит компания и господин Лундбум.
Но нет, Лундбум не занимается такими мелочами, сообщает он ей. Особенно сейчас. Он не далее как сегодня беседовал с господином директором по телефону, и тот, похоже, развлекается с какой-то новой девушкой в Стокгольме. Уж не вообразила ли она себе, что что-то значит для господина директора? Нет. К тому же она девушка эмансипированная. А если у нее кое-где чешется, так он ей поможет.
