— Итак, вернемся к моему вопросу: что ты делаешь в этой фирме?
— Зарабатываю на жизнь, Дев. Работаю, понимаешь ли, — уколола она. — Пачкаю ручки, как ты однажды выразился.
— Но ведь ты вышла замуж за Кордри. Чего ради он позволяет тебе работать в магазине?
— Ты, конечно, не позволил бы своей жене пачкать ее хорошенькие ручки? — с вызовом бросила Холли.
Его жена. Слово сказано. Дев не отрицает. Сердце у нее окаменело.
Чистое предположение, хотя невозможно отрицать близость между Девом и женщиной в лифте. Им явно было хорошо друг с другом, хорошо и просто. Женщина из прошлого. Любовь Дева. Он наконец-то нашел ее. И ей, Холли, должно стать легче. Дев уже недоступен. Женат. У нее не будет соблазна уступить. Как будто он хочет ее! Шлюха года Холли Скотт. Ни один мужчина не захочет ее теперь.
— Ничего подобного, — возразил Дев. — Я поборник независимости. Но ты уклонилась от темы. Я поражен, что именно жене Кордри разрешено ходить на работу.
— Спорный вопрос, поскольку я не знаю ту леди.
— Какую?
— Жену Алекса. Нынешнюю миссис Кордри. Кое-кто, то есть Алекс, должно быть, забыл нас познакомить, — легкомысленным тоном объявила она.
— Но ведь это ты жена Кордри. — Полувызов-полуутверждение, внезапное сомнение на лице у Дева.
У Холли екнуло сердце, но она тут же вспомнила: Дев женат. Ему нет дела.
— Что навело тебя на эту мысль?
— Но… я видел объявление в «Таймс». Черт побери, Холли, объявление о свадьбе двадцать первого сентября в соборе Святого Павла!
— Раз уж ты упомянул об этом, то Алекс дал миру знать, что он назначил число.
— И?..
— И?.. — Холли пожала плечами, ощутив преимущество, пусть и незначительное, но поскольку Дев оказался не в курсе, она застала его неподготовленным. — Он забыл сообщить об этом только своей возлюбленной невесте.
— Холли…
— Я все отменила. Не могла присутствовать. Из-за работы.
— Понятно.
И только. Никакой особой реакции. Даже глазом не моргнул, не улыбнулся.
Холли опустила глаза, разглядывая накрахмаленную скатерть и несколько крошек на ней. Пятичасовой чай. Все обычно, по-английски. Квадратики хлеба с маслом, ломтики огурца на них, копченая лососина на черном хлебе, яйцо и кресс-салат. Вкусные лепешки со взбитыми сливками и джем. Еда, великолепно приготовленная и сервированная, но никакие яства не полезут в горло. Она поймала взгляд официанта и молча умоляла его о помощи; тот немедленно возник перед ней с чайничком и кувшином кипятка.
— Холли?
— Дев? — с той же вопросительной интонацией произнесла она, уставившись на белый фарфоровый чайничек.
— Посмотри на меня, Холли. Пожалуйста.
Она повиновалась, очень медленно подняла глаза, испугавшись того, что может увидеть на лице Дева. Потому что из всех чувств лишь жалость Дева была бы ей совершенно невыносима. Не сегодня.
— Из-за меня, Холли? Из-за нас?
Не жалость. Не торжество. Никакого злорадства. Столько чувства в этих глубоких темных озерах!
— Так и было, Холли? — настаивал Дев. — Из-за меня?
Как легко сказать «да»! «Да, да, да! Я не могла выйти за Алекса, потому что люблю тебя. Ты нужен мне. Я хочу тебя». Как легко и как глупо! Потому что он ее не хочет. О да, он говорил, что хочет, много раз говорил в прошлом, но это ничего не значило.
Секс — вот что он имел в виду. Хороший секс. Волшебный, отнимающий разум. «Но это было все — признай это. Ты хороша в постели, и Дев тебя хотел». А почему нет? Разве у нее мало практики? «Шлюха года», — хлестнула она себя еще раз этими словами. Шлюха. И Дев знал. Потому что она ему сказала. И он отреагировал. Отвращение, неприязнь, презрение. Она уловила его реакцию. Дев теперь не захочет ее.
— Нет, — резко ответила Холли, более резко, чем намеревалась. — Господи, Дев, откуда у тебя подобная мысль?
Он вздрогнул, но тотчас взял себя в руки, строгие черты застыли, в глазах светилась неприязнь.
— Ладно. Какова бы ни была причина, не могу притвориться, что мне жаль. Но я надеялся…
— Надеялся? — перебила его Холли, неожиданно заволновавшись.
— Нет, ничего. Выпей еще чаю, — переменил он тему. Чаю. Да, почему бы не выпить чаю? Это типично английский метод справляться с неприятностями — большими и маленькими.
Чай. Ни к чему не обязывающая болтовня. Разговор с человеком, можно сказать, незнакомым. Дев спросил о Джонатане, и вся напряженность нелегкого дня вдруг улетучилась словно по волшебству.
— Спасибо.
— За что?
— За открытку. Джонатан ужасно огорчился, что ты уехал в такой спешке. Эта открытка была кстати.
— Это самое малое, что я мог сделать. Я…
— Да? — Холли заметила, что Дев колеблется.
— Я собирался заглянуть. Пробуду в городе еще несколько дней. Но я полагаю, Джон теперь в школе.
«Скажи «да», Холли. Солги. Не подпускай Дева к своей семье». Так уже было однажды, но из этого ничего не вышло. Она глубоко вздохнула.
— Нет. Он пока ходит в местную школу, — неохотно сообщила она. — Кстати…
— Что?
— Ты, вероятно, знаешь, что Мерил сделала наконец решительный шаг и вышла замуж за Тома.
— Нет, не знал. Но очень рад.
Да, единственная радость, которую принесло это лето, — Мерил и Том, ведущие себя как парочка влюбленных подростков. Одна из причин ее твердого намерения найти для себя квартиру. Уединиться. От всех. Несмотря на дом, где полно недавно отремонтированных комнат. Дом отца, который теперь принадлежит Мерил, а впоследствии будет принадлежать Джонатану. Дом, восстановленный благодаря Тому.
Когда Дев заговорил о своем желании навестить Джонатана, Холли вдруг захотелось оказаться далеко отсюда. Один? Или он намерен привести с собой жену? Ладно, Холли теперь умудрена опытом. Прежние глупости позабыты, осталось любопытство. Говорят, любопытство сгубило кошку, но ее это не остановит. Не надо притворства. Не надо лжи. И никаких соблазнов.
— Она очень хорошенькая.
— Кто?
Холли сделала глубокий вдох, слова душили ее.
— Твоя жена.
Брови Дева взлетели вверх.
— И как ты узнала о моей жене?
— Я вас видела. В лифте. Вы поцеловались.
— Да, легкий поцелуй на прощание, — объяснил Дев с почти нескрываемой иронией. — Я бы мог возненавидеть тебя за твою склонность к ложным мыслям и умозаключениям. Потому что когда я в романтическом настроении, то гораздо более возбужден. И склонен отключаться от реальности.
— Прилюдно?
