Кому: Джею, [email protected]
От: [email protected]
Тема: Однажды, давным-давно…
Интересно, что сказочники имели против матерей? До сих пор девчонки были равнодушны к старинным волшебным сказкам. По их мнению, все сказки в мире написал Уолт Дисней, — неудивительно, ведь они пересмотрели все его мультики, какие только есть на свете. Но вчера вечером Дейзи вдруг потребовала почитать ей «Золушку». Матильда назло сестре захотела слушать «Белоснежку», поэтому пришлось читать им по очереди, ломать голову, зачем сказочным мамам понадобилось умирать в молодости, и отгонять жуткое видение: Джессика в роли злой мачехи. Или еще похуже: Джессика — обожаемая «вторая мама».
Из клетки хомячихи Блонди слышался скрип колеса — традиционная вечерняя разминка. Мне вспомнилась ее предшественница Пушинка, ее безвременная кончина и радость Матильды — оттого, что теперь у нее будет новый хомячок, лучше прежнего. Неужели так произойдет и со мной? Я подхватила Дейзи, перекинула ее через плечо, как мешок, и она довольно взвизгнула.
— Хватит сказок, давно пора спать.
Оказавшись в постели, Дейзи обняла меня обеими руками, и мы приступили к вечернему «поцелуйному ритуалу». А когда я тушила свет, Дейзи спросила:
— Мама, а ты будешь со мной всегда-всегда?
Меня бросило в ледяной пот. То, чего я до дрожи боялась, повторилось. Только теперь дети уже подросли и понимали, чем может кончиться тяжелая болезнь.
— Всегда, — заверила я, на всякий случай скрестив за спиной пальцы.
Я заглянула к Матильде, а она выпросила «обнятушки» — на нашем языке это означает, что я должна прилечь рядом с ней и поболтать о том, как прошел день. Мы лежали обнявшись, лицом к лицу, Матильда щебетала, а я не сводила глаз с ее уморительной мордашки. Все время быть с детьми — значит постоянно соприкасаться, трогать, чувствовать. Никогда в жизни у меня не было столько физических контактов — прогулок за руки, объятий и поцелуев. Иногда они надоедают, но чаще поднимают настроение. Вот и сегодня, пока я читала Дейзи, она рассеянно и нежно гладила меня по руке. По этой близости я и тосковала, пока работала. Да, маленькие дети порой невыносимо раздражают, но мои отношения с ними в последнее время изменились к лучшему, это точно. Сейчас рядом с ними мне уютно и физически, и эмоционально. Обидно будет снова заболеть — особенно теперь, когда я уже почти свыклась с бременем материнства.
Помню, во время первого курса лечения меня мучила не столько тошнота после химиотерапии, сама по себе штука неприятная, сколько апатия и ощущение вечного похмелья. Причем нешуточного похмелья — из тех, что бывают после трех бутылок текилы и бутылки шампанского под аккомпанемент дешевого бренди. (Нет, до такой степени я никогда не напивалась, зато хорошо представляю себе, что после этого чувствуешь.) С детьми надо прежде всего быть энергичной.
Всю ночь я терялась в догадках — не сама ли я накаркала новую беду? Вспоминала вечеринку в честь начала съемок у Алекса и то, как бездумно козыряла болезнью. Я задирала нос, не проявляя к «нему» должного почтения. Если под «ним» я подразумеваю рак, значит, я уже воспринимаю его как живое существо. А он всего лишь болезнь. Я была готова поверить, что разгневала богов, судьбу и тому подобное. Умом я понимала, что это просто смешно, но в четыре часа утра доводы рассудка почему-то не убеждают.
Так и не уснув, я бесшумно выбралась из постели, стараясь не разбудить измученного Алекса, и прокралась в спальню Матильды, посмотреть на нее спящую. И по глупости опять дала волю мыслям «что, если?..». А если к следующему дню рождению Матильды меня уже не будет в живых, кто купит ей новые туфельки? Кому под силу понять прихотливую работу ее мысли так же хорошо, как мне? Кто справится с этой сильной натурой, не сломав ее дух? Я заглянула в комнату Дейзи. Разметавшись, она глубоко дышала в безмятежном сне. Я осторожно погладила ее по щечке и подумала, что мне повезло: пусть рушится мой мир, у меня все равно есть две чудесные девочки. Слишком уж много воли я себе дала. Придется взять себя в руки, чтобы продлить нормальную жизнь еще на пару дней, пока диагноз неизвестен.
Как нарочно, на следующий день Матильда в школе училась отличать неодушевленные предметы от одушевленных. Весь класс рисовал примеры тех и других. По дороге домой Матильда рассказывала, что изобразили ее подруги.
— У Молли одушевленный предмет — кошка, неодушевленный — замок, а у Хлои — малыш и бутылка.
— А у тебя? — спросила я, дорожа каждой минутой, бережно откладывая в памяти каждую мысль и слово дочери.
— У меня одушевленный предмет — королева, а неодушевленный — королева-мать.
И я рассмеялась — впервые за несколько дней.
Глава 16
Жить — значит не просто существовать, а быть здоровым.
Марциал, ок. 40 г. н. э.
Кому: Джею, [email protected]
От: [email protected]
Тема: Чувство тумора
Утром мне не хотелось просыпаться. Но я напомнила себе, что уже к ленчу муки неизвестности останутся позади. Алекс удивил: предложил взять Дейзи с собой на монтаж — секретарша со студии якобы горит желанием познакомиться с ней, а возле студии есть шикарная детская площадка. Куда я собираюсь, он не спросил. Видно, решил, что в больницу к Бет. Обидно получается: я демонстрирую поразительное самообладание, держусь молодцом и справляюсь с ситуацией собственными силами (с твоей помощью), а Алекс этого даже не замечает. Для меня такая скрытность противоестественна, обычно я что думаю, то и говорю, а за нынешнее молчание меня даже похвалить некому — мой подвиг остается неоцененным.
В довершение всех бед в утренней газете я наткнулась на хвалебную рецензию на книгу Сары. «Уморительно смешная, язвительная, поистине сатирическая и шокирующая… поднимает актуальные вопросы воспитания детей… уникальный литературный дебют». Сама не знаю, зачем дочитала эти дифирамбы до конца.
По дороге в больницу у меня путались мысли. Услышав сзади вой полицейской сирены, я сбросила скорость и прижалась к обочине, пропуская машину, но, к моему удивлению, она обогнала меня и остановилась. Женщина-офицер постучала мне в окно, и я сразу почувствовала себя виноватой, хоть и не понимала, что натворила.
— Мадам, вам известно, что вы только что проехали на красный свет?
— Нет! — ахнула я. — Честное слово, нет!
— Хотите сказать, что я вру, мадам? Мы следовали прямо за вами и не верили глазам. Это серьезное нарушение.
— Ради бога, простите! Сама не понимаю, как меня угораздило. — И я продолжала оправдываться: — Понимаете, я опаздываю в больницу Марсден. — Я подчеркнула название паузой. — По серьезному поводу.
— Ясно.
— Рак груди, — добавила я, и дама-офицер, шокированная моей откровенностью, заметно смягчилась.
