Они подумали, отпили еще вина, заказали салаты «Нисуаз». Потом Дана произнесла:
– Я думала, у тебя знакомые в тюрьме.
Кэролайн побелела.
– В тюрьме? У меня?
– Ты знала, что Китти холодно, когда она там была.
Кэролайн как-то нехотя улыбнулась, а потом сказала:
– Нет. Единственный, кого я знала за решеткой, – это моя дорогая мамаша. Каждый раз, как она оказывалась в вытрезвителе, мне приходилось ее забирать. Мой отец этого не делал, потому что хотел, чтобы она осталась там и получила по заслугам, думая, что станет меньше пить. Он ошибался.
– О, Кэролайн! – воскликнула Лорен.
– О горе! – протянула Бриджет.
– Значит, ты не убивала Винсента, – сказала Дана.
– Честное скаутское, – ответила Кэролайн. – Хотя могу сказать, что у меня был неплохой мотив.
Лорен скривила губы.
– Что? Что мог мой Винсент сделать тебе?
Никто не стал комментировать то, что он был ее Винсентом.
– Ну во-первых, он меня шантажировал, – ответила Кэролайн. – Я уже заплатила ему двести тысяч, и я знала, что он захочет еще.
Бриджет держалась за эмалированную раковину в дамской комнате, куда она влетела после того, как почувствовала приступ тошноты – из-за химиотерапии, и все приняли это как должное. Кроме Даны, потому что она влетела туда сразу вслед за Бриджет и спросила, что на самом деле происходит.
– Меня тошнит, – ответила Бриджет. – Наверное, не надо пить вино.
– Да у тебя вино вместо крови течет в твоих французских венах, – сказала Дана, – Кроме того, я бы тебе поверила, если б не увидела, как у тебя челюсть отвисла, когда Кэролайн упомянула шантаж.
В этот момент снова открылась дверь и вошли Лорен и Кэролайн.
– С тобой все в порядке, Бриджет? – спросила одна, а другая села на жесткую парчовую софу, которая стояла напротив зеркала в позолоченной раме.
– Превосходно, – кивнула Бриджет. – Tres превосходно.
– Не надо сарказма, – попросила Лорен.
– У меня рак, – ответила Бриджет. – Я имею право на тошноту. И на сарказм.
Никто не стал с этим спорить. Потом Бриджет извинилась.
– Дело не в раке, – созналась она. – Просто этот сукин сын Винсент меня тоже шантажировал.
Лорен схватилась руками за голову:
– Прекратите! Прекратите говорить о нем гадости!
Дана перевела взгляд с Кэролайн на Бриджет, потом назад на Кэролайн.
– Зачем ему было вас шантажировать?
Повисла огромная, слишком огромная пауза. Ну, кто первый? Эники. Беники. Бриджет вызвалась быть первой.
– Merde,[49]– сказала она, когда какая-то женщина спустила воду, вышла из кабинки, помыла руки и быстро вышла из дамской комнаты. Бриджет пожала плечами – так, словно секреты больше не имели никакого значения. – Винсент узнал, что я была замужем раньше. Он узнал, что у меня был сын, который утонул на болотах, и я никогда не рассказывала об этом Рэндаллу.
Все опять затихли.
– У тебя был сын? – прошептала Лорен. – Но ты не говорила Рэндаллу?
Бриджет заговорила низким голосом:
– Он бы расстроился, потому что я никогда не договаривала ничего до конца. Когда мы только познакомились, Рэндалл считал, что я девственница. Он такой религиозный – и тогда был таким же. Рэндалл – хороший человек, но иногда очень наивный.
– И сколько же ты заплатила Винсенту? – спросила Кэролайн.
– Столько же, сколько и ты. Двести тысяч.
Кэролайн поднялась и сказала:
– Я должна выпить еще.
Они снова приняли те же позы, взяли свои салфетки, натянули свои дежурные улыбки. Затем Бриджет сказала:
– Значит, Винсент шантажировал нас обеих, Кэролайн. Я раскрыла свой самый большой, самый болезненный секрет. Что же Винсент раскопал о тебе? Достаточный ли это был мотив, чтобы ты решилась убить его? Потому что хотите – верьте, хотите – нет, но я этого не делала.
Пока их не было, принесли салаты. Кэролайн взяла свою вилку, осторожно подцепила несколько оливок, так, словно это были изысканные бриллианты, и сбросила их одну за другой на свою бутербродную тарелку.
– Может, вы не знали, но я лесбиянка.
Если бы сейчас пролетела муха из той самой поговорки, то эхо разлетелось бы повсюду, от Нью-Фоллса до Нью-Дели и Новой Гвинеи, а потом назад до Нью-Йорка.
– Извини? – спросила Дана, когда очередной зеленый плод приземлился на белой китайской тарелке.
Кэролайн вздохнула:
– Ну убейте меня, я лесбиянка. Впрочем, не переживайте. Я никогда не подглядывала за вами в раздевалке. На самом деле у меня была только одна любовница.
Никто ничего не сказал; никто и слова вымолвить не мог.
Потом Бриджет выдавила:
– Да, ну это, наверное, перекрывает мой рак. Значит, Винсент выяснил, что тебе нравятся женщины, и ты платила ему за молчание.
– Он узнал, потому что у него был частный сыщик, который делал для него эту грязную работу. Да он и не сыщик даже. Скорее, жадный юрист.
– Пол Тобин?! – воскликнула Дана так, словно все части головоломки неожиданно встали на свое место.
– Когда Китти арестовали, этот ублюдок позвонил мне, – продолжала Кэролайн. – Он сказал, что ему нужно громкое дело и что он хочет ее дело.
– Иначе он возьмет инициативу в свои руки и станет шантажировать тебя, когда Китти получит по заслугам? – сказала Бриджет.
– Хуже. Он явит миру все остальное. Не только что я лесбиянка, но еще и то, что моя любовница – дочь Винсента.
Дочь Винсента? Дочь Винсента?
– Элиз?! – воскликнули Дана, Бриджет и Лорен одновременно.
Кэролайн кивнула.
– Я продала сапфиры своей матери, чтобы заткнуть им глотки.
– А теперь в твоем пруду загадочным образом всплывает пистолет, – произнесла Дана.
– Пистолет, который, не исключено, связан со смертью Винсента, – добавила Бриджет.
Лорен вскочила как ошпаренная, бросила свою салфетку на свой салат «Нисуаз».
– Я устала от вас! Я устала от всех вас! Вы превращаете моего Винсента в какого-то… в какого-то…
– Проходимца? – спросила Кэролайн, а потом добавила: – Извини, дорогая. Но я уверена, что твой Винсент стал таким без нашей помощи.
Из глаз Лорен брызнули слезы и полились на ту салфетку, которая приземлилась на салат. Дана поднялась и взяла Лорен за руку:
