— Но ты знал, что тут… Догадывался.
— Да, — хмыкнул Круль. — Догадывался — то самое слово. Понимаешь, Иван… Когда в Преисподнюю попадает новорожденный ребенок… Из христианского поселка. Со всеми признаками крещения, безгрешный, но в аду… Тут возникает сомнение. Такое большое и неприятное сомнение. Ну ты же сам понимаешь, как все устроено. Не успели крестить — к нам. Успели — первородный грех сняли, ребенок нагрешить не сможет. Никак. А тут… Потом, через некоторое время, прибывает мама ребенка. В истерике, ибо хоть и грешила, но ведь была соборована, отпета и все такое… И тоже в Аду.
У нее возникли осложнения после родов, ребенка, говорит, окрестить успели, но не спасли. А там началось заражение крови у нее, врача у христиан нет… В общем, померла. И снова попала не по адресу. Хоть и числилось за ней прелюбодеяние, но она исповедалась, ей все отпустили… И такое недоразумение. У Администрации в архивах все в порядке, с божественной канцелярией и с передачей информации также проблем не было. Ваши не комментируют направление души в ад, но и не ошибаются — мы проверяли. Вот и возникло подозрение, что проблемы с батюшкой. Посмотрели в отчетах брата Кауфмана — числится среди вновь предавшихся некто Николай Филатов. А это, кажется, отец Василий, предположили наши аналитики. Вот меня и попросили заодно разобраться в том, что произошло, как произошло, и принять меры по своему разумению.
— Так ты сюда ради этого?
— Ты меня слушаешь? В смысле — слышишь? Я же сказал — заодно разобраться. В ходе выполнения основного задания. Только не спрашивай меня, о каком задании идет речь. Потом все узнаешь. Гадом буду.
— Будешь.
Иван замолчал и молчал, пока они шли до линии, потом прошли за ограждение и вышли к посту.
«Рейдер» стоял за шлагбаумом, развернутый капотом к поселку. Парни сидели в тени фургона на камнях. С ними рядом сидел Мовчан.
— Что нового? — спросил капитан, когда Иван и Круль подошли.
— У меня — все, — сказал Круль. — Мои дела закончены, я могу хоть сейчас отправляться в Иерусалим. Я счастлив, что у Службы Спасения есть такой ловкий, деловитый и симпатичный Старший Администратор.
— Мы тоже можем ехать, — сказал Марко.
Иван вопросительно посмотрел на него.
— Капитан связался со своими, сообщил о смерти солдата и о… о батюшке тоже сообщил.
— Так. И что?
— И то, — сказал Мовчан. — Рапорт о Симонове приняли более-менее нормально, бывает всякое, но вот о священнике… Связались с Инквизицией, те с Иерусалимом, те подумали, потребовали, чтобы предавшийся был немедленно доставлен в Конюшню Соломона. Чтобы вы при первой же возможности связались с ними по радио, но бросили все и ехали домой. Подписался какой-то Токарев.
Значит, Токарев, подумал Иван. Как он, наверное, рвал и метал, услышав о том, что даже обычный рейд у Ваньки Каина не может пройти без неприятностей. Предавшийся священник — это чрезвычайное происшествие, а то, что это совпало с нарушением еще и со стороны Службы Спасения, — совсем плохо, может значить очень многое, от совпадения до заговора, прямого отпадения Преисподней от Акта до начала открытого конфликта с Адом.
— Где предавшийся? — спросил Иван.
— В машине, воняет, — ответил Юрасик. — Сидит, сука, весь в соплях, ноет. Может, хавальник ему заклеить?
— Потерпишь, — отрезал Иван и протянул руку Мовчану. — Пока. Держись тут…
— А чего, продержусь, — невесело улыбнулся капитан. — Нас меняют. Завтра прибудет транспорт, высадят роту французов, комиссию от Объединенной Инквизиции и нового священника. Нет худа без добра… Хотя, конечно…
Капитан бросил короткий взгляд на медпалатку с поникшим белым флагом с красным крестом и вздохнул.
— В машину, — приказал Иван.
Парни встали с камней, отряхнулись, полезли в «Рейдер».
— Все в фургон, — сказал Иван. — Круль — за руль.
— А командир у нас — поэт, — воскликнул Юрасик. — Какую рифму родил…
— И ведь экспромтом, — подхватил Коваленок.
Иван сделал вид, что не расслышал.
— Слышь, начальник, — Мовчан тронул Ивана за рукав. — Ты говорил, что у вас есть пиво…
Заночевать пришлось почти на том же самом месте на перевале, что и по дороге к Деннице.
Иван назначил дежурных, исключив себя и Круля, лег на свое место и уснул, не обращая внимания на причитания бывшего священника.
Засыпая, подумал, что у предавшихся наказание происходит быстрее. Без волокиты. Вспомнил вывалившиеся на горячий бетон внутренности, торопливо отогнал от себя воспоминания. И провалился в сон без сновидений.
Его разбудили на рассвете, Юрасик бесцеремонно толкнул в плечо и прошел на свое место.
В машине воняло серой. Казалось, уже можно было привыкнуть, Иван читал в детстве, что запах ощущается всего несколько минут, а потом рецепторы перестают его воспринимать, но запах серы, исходящий от предавшихся, общим законам не подчинялся. И, наверное, в этом был смысл.
К следующей ночи они проехали Элат и углубились в пустыню.
Еще до Элата, как только машина спустилась к морю, Иван связался по рации с Конюшней. Получилось не сразу, пришлось выбираться на ближайший холм и долго выслушивать скрежет и шорох помех в наушниках. Так толком поговорить и не получилось, пришлось в городе заезжать к военным и связываться по их телефону — мобильники в Элате не работали.
— Все понятно, — сказал Токарев. — Не тяни там, рви в город без остановок. Хотя смотри сам, там у вас погода не очень…
Ветер нес песок, свет фар пробивался лишь на несколько метров вперед, но Иван решил не останавливаться. И группа спорить не стала. Всем осточертела компания двух предавшихся, особенно непрекращающиеся стоны и жалобы священника.
За руль — Марко, рядом с ним — Юрасик.
Иван сел в свое кресло, задумался.
По приезде ему следовало составить рапорт. Включить в него и свой договор с Джеком Хаммером на контрабанду, который потом вылился в сотрудничество с галатами, о происшествии в Деннице и в христианском поселке… Дерьмо предстояло хлебать большой ложкой, причем в одиночестве. Парни напишут свое, но что там у них? Выполнили приказ шустрого командира, и всех делов. Они честно собирались купить пиво, а выгодную операцию с бесплатной выпивкой придумал Иван. Ну и традиционно за все, произошедшее с группой в рейде, отвечал командир, и никто другой.
Так что отвечать тебе, Ванька, подумал Иван, прикрыв глаза.
Машину раскачивало на выбоинах, песок с шелестом бил в стену фургона и терся небритой щекой о стекло.
Молчали все, даже отец Василий замолчал в хвосте фургона. Верхний свет был выключен, Круль что-то читал, присвечивая себе фонариком. Коваленок и Анджей спали, Квятковский похрапывал, но Иван решил его не дергать. Потерпеть осталось немного.
